Он ждал ее, приглашенную как бы мимоходом, почти шутливо, эту женщину, ответившую ему согласием. Его подозвал к своему столу отец, хотел представить своим друзьям и налить рюмочку, как он считал, настоящей выпивки, а не какой-то предназначенной для женщин сладенькой «Массандры».
В этот момент и вошла Ангелина. Она была в сером, прямого покроя платье с высоким, окружавшим шею воротом. Задержалась на секунду у порога, обвела зеленоглазо собравшихся в зале, и после бархатного «здравствуйте «поклонилась всем обернувшимся к ней гостям и улыбнулась. Не задерживаясь более у входа, прошла к столу, за которым притихла секунду назад шумливая компания молодежи, и уселась рядом с Куртом на освободившееся место Ивана. И хоть была она в самом скромном своем наряде, все-таки к совсем молодому человеку, практически мальчику, на день рождения шла, а хватило тех нескольких шагов к столу, нескольких ее движений, чтобы не осталось сомнений ни у кого, кто обернулся к этой женщине, в том, что, увидев такую раз, не забудешь и не спутаешь с другой никогда. Ей ничего не нужно было делать специально для того, чтобы вызвать к себе интерес сильного пола, она этот интерес вызывала каждым своим движением, непринужденным, безо всякой цели. Эта врожденная грация первоклассной самки била наповал.
В комнате повисла тишина. Мужчины уткнулись взглядом в тарелки, женщины поджали губы. Эта девушка, попытавшаяся скрыть себя под серой, ничем не приукрашенной материей, словно жаром от раскаленной печки наполнила пространство такой притягательной женской силой, что присутствовавшим потребовалось время для того, чтобы совладать с нахлынувшими на них чувствами. Обстановку разрядила хозяйка. Алевтина Артемьевна Сенцова была женщиной основательной. Дом содержала, придерживаясь заведенному ею кодексу. Все должно было быть правильно. И вещи на местах, и распорядок нерушимый: обед, завтрак, ужин всей семьей за одним столом, и гости всегда должны быть дорогими, и приняты как положено. И эта смутившая всех женщина не выпадала в ее представлении из принятого ею порядка. Любовь Артемьевна сама поднесла гостье тарелку горячей дымящейся ухи, поставила перед ней с поклоном и почему-то не отошла, осталась подле стоять. Ангелина с удовольствием вдохнула аппетитный запах угощения, а затем потянулась к блюду с хлебом, что стояло поодаль, потянулась и прижалась к сидящему рядом Курту, прижалась к его плечу грудью, да так, что слегка подвинула его, ошарашенного, оглушенного исходящим от нее ароматом духов, вымытых душистых волос, еще чем-то неясным, сладким, а она лишь шепнула ему в ушко:
– Подай хлеба, немчик! – Ангелина аккуратно зачерпнула уху и, чтоб не пролить, подложила хлебный ломтик под ложку. Попробовав, обернулась к хозяйке в уверенности, что та стоит рядом, и таким задорным, таким свойским, дружелюбным и благодарным тоном произнесла, откуда-то зная хозяйкино имя:
– Алевтина Артемьевна, я такой вкуснятины в жизни не ела!
И Алевтина оттаяла, разулыбалась,