ценного? Мальчик, рожденный свободным от работорговца? Он не твой собственный?
– Он дорог мне.
– Это не ответ.
Я поднялся.
– В данный момент мясо в вашей истории там, где вы не желаете говорить, а кость – где говорите.
– Тебе необходимо знать, чтобы работать на меня? Говори откровенно.
– Нет, ему не надо, – сказал Леопард.
– Нет, мне не надо. Только ты ищешь ребенка, кто три года как пропал. Он может быть за Песочным морем, или крокодил давным-давно его высрал в Кровавое болото, мог, насколько нам известно, затеряться в Мверу. Даже если он еще жив, он будет ничем не похож на ребенка пропавшего. Вполне может жить под другой крышей, называть другого отцом. Или четверых.
– Я не его отец.
– Это твои слова. Может, он теперь в рабстве.
Барышник сел передо мной.
– Ты хочешь, чтоб мы занялись поисками. Так скажи мне правду. А тебе нравится словами в меня кидаться.
– О чем?
– Каждому мужчине тут не повезло на войне. Каждую женщину тут купят, и жизнь ее пойдет получше. В конце концов, живи они хорошо, так не оказались бы на невольничьей повозке.
– Он ничего не говорил, почтенный Амаду, это просто у него привычка такая, – запричитал Леопард.
– Не говори за него, Леопард.
– Да уж, Леопард, не говори за меня.
– Ты был рабом, нет?
– Мне не надо совать нос в дерьмо, чтоб понять, что оно воняет.
– Справедливо. И все же кто ты такой, чтоб я тебе свою жизнь расписывал? Ты тот, кто станет искать, и найдет, и вернет жену, даже если ей ее же муж глаза вырезал. У каждого, кто сейчас здесь сидит, есть цена, достойный Следопыт. А твоя и вовсе может оказаться дешевой.
– Что у тебя есть от мальчика?
– Нет, не так быстро. Мне только лишь нужно знать, что предложение тебя цепляет. Мы встретились, мы выпили пива, мы примем решение. Вот что тебе следует знать. Предложение такое я сделал и еще кое-кому. Числом восемь, возможно, девять. Кто-то станет действовать с тобой вместе, кто-то нет. Кто-то постарается найти мальчика первым. Ты не спросил, сколько монет я заплачу.
– А мне и незачем. Учитывая, как дорог он тебе.
Леопард всполошился. Он не знал, что кто-то станет искать ребенка сам по себе. Пришел мой черед угомонить его.
– Следопыт, тебя это не оскорбляет? – спросил он.
– Оскорбляет? Я даже не удивляюсь.
– Я и не думал, что ты способен удивляться. Однако это наш добрый друг Леопард, а не ты, кто все еще не знает, что нет в человеке черного, одни оттенки, и оттенки серого. Моя мать не была доброй женщиной и добродетельной тоже не была. Только сказала она мне: Амаду, богам моленья шли, а двери на запоре держи. Ребенок пропал три года назад.
– Леопард, подумай. Глупо ему было бы доверить это всего двум искателям.
Работорговец хлопнул в ладоши, и трое поспешили вновь войти, чтобы заняться тем же самым: тереть ему ноги, подавать ему финики и глазеть на меня, будто я тоже обращусь в леопарда.
– Даю