и любимой старенькой тульской «вертикалочкой» за этой самой спиной.
Жилистый так-то дядька.
А то, что в бархатном берете и в очках, – так это еще и ни о чем таком особенном не говорит.
Севера…
– Привет, – обнимаю его, поднявшегося мне навстречу.
– Привет, – хлопает меня по плечу.
Усаживаемся.
Вася немедленно разливает.
Мне очень хочется закурить, и очень жаль, что сейчас в ресторанах нельзя: в глазах немного щиплет.
Реально давно не виделись.
– Ну, – поднимает рюмку, насадив предварительно на вилку хрустящий соленый рыжик и окунув его в густую сметану, – за встречу, что ли?!
Я киваю.
Чокаемся.
Проглатываем.
Он тщательно разжевывает рыжик.
Я просто выдыхаю, немного поморщившись.
– Только, – хмыкаю, – давай сразу еще по одной да покурим пойдем. Ты же не бросил еще, надеюсь?
Он только хмыкает.
Кивает на коробочку с самокрутками из тонкой папиросной бумаги, издающую ни с чем не сравнимый запах светлого вирджинского табака.
Старый пижон.
– Так-то трубочку, как всегда, – усмехается. – Но в ресторацию самокрутки кручу. Задолбали они со своей борьбой с курением, если честно. У нас тут зимой, между прочим, под пятьдесят. На улицу не набегаешься. И очень, знаешь, смешно, когда взрослые толстые дядьки по сортирам, как школьники, свои цигарки смолят. В туалет потом не зайдешь после них, хоть топор вешай. Ну да ладно. Как сам-то? Пишешь чего? Или пока так, публицистикой потихоньку пробавляешься?
Я тоже хмыкаю.
Жму плечами.
Разливаю водку по стопкам.
– А сам-то как думаешь, – ухмыляюсь, – Вась? В нашем возрасте уже или пишешь, или нет. Работаю потихоньку. А про тебя так даже и не спрашиваю…
Он досадливо машет рукой.
Поднимает рюмку, смотрит ее на свет.
– Да ладно, – морщится. – Ты еще молодой. Раньше в твоем возрасте только-только в Союз писателей принимали. Это у нас, рисовальщиков, с этим была благодать, а у вас старпер на старпере. Но хорошо, что уже кое-что потихоньку соображаешь…
Выпиваем по второй, закусываем.
Идем курить.
Не спеша.
Через весь пустынный в это время пока еще гостиничный «ресторанный зал», старательно обставленный «богато».
По-северному.
Мимо огромных плазменных телевизионных панелей на стенах, небрежно перемешанных со звериными шкурами и остротой оленьих рогов. Мимо длинных низких столиков, заботливо укрытых белоснежными скатертями.
Через тяжелую вращающуюся дверь…
…На улице у урн неожиданно для себя еще раз коротко, но крепко обнимаемся.
Давно все-таки не виделись.
Ой, давно…
– Старый ты черт, – смеюсь.
Он тоже немного подхихикивает.
Снизу лестницы тем временем раздаются знакомые голоса: движется наше «пополнение» в лице Лени, Сереги и Гарика.
– И, кстати, да, – тычет