стала личностью. У нее появился мужчина. Но она не испытывала с ним и десятой доли того, что со своим бывшим мужем. Попросту – не кончала. Потом появился еще один. То же самое. Ее муж был необычный сексуальный партнер, очень необычный. Нет, он не был извращенцем, он делал все вполне обычно, но… у него был… как сказать… особый, неповторимый огонь, завод, которого не было ни у кого. Он мог просто положить ей руку на спину, и она сразу сходила с ума от желания. И потом, он действительно очень любил секс. Любил по-настоящему. Даже не любил, а обожал. Обожал. В этом было что-то маниакальное. А она обожала его. Да… В общем, она порвала с этими двумя. И стала жить одна, с сыном. Причем с мужем они остались друзьями. Она слишком любила его, чтобы навсегда порвать. И она растила его сына. Плод их любви. Они перезванивались каждую неделю. И однажды он пожаловался, что у него нет кухарки. И она помогла, послала к нему свою уборщицу, которая и готовила прилично. Та вернулась и рассказала, что он неожиданно овладел ею, когда та чистила рыбу. И когда кухарка это рассказывала, мне стало так хорошо, что…
Малавец замолчала. Серо-голубые, выпученные глаза ее наполнились слезами.
Сотникова слезла со стола, взяла сигарету, закурила.
Малавец сидела на столе, положив на форменную юбку свои маленькие руки.
– Почему вы мне сразу не рассказали? – спросила Сотникова, стоя к ней спиной.
– Не задавай глупых вопросов.
Малавец смахнула слезы, шмыгнула носом, не слезая со стола, вытащила из сумочки пачку бумажных носовых платков, высморкалась. Взяла пудреницу, глянула на себя в зеркальце, опустила в пудреницу трубочку, понюхала.
Сотникова задумчиво подошла к сейфу, клюнула его пару раз ногтем, резко повернулась на каблуках:
– Когда третья ходка?
– Ну… – шмыгая носом, Малавец сделала неопределенный жест рукой. – Можно на той неделе.
– Не позже. Мы потом уедем на Родос.
– Хорошо. Он пока в Москве.
– Не позже, – повторила Сотникова.
– Я договорюсь с ним на следующий уик-энд. Третья ходка.
– Третья ходка, – по-деловому кивнула Сотникова.
– И дело твое и Самойлова, оба дела будут закрыты. Это говорю тебе я, Ольга Малавец. И все у вас будет зашибитлз, как говорит мой сынок. Поэтому гаси свою сигарету, садись сюда.
Сотникова потушила сигарету, села на стол.
– Поближе.
Она придвинулась к Сотниковой. Та взяла ее за руку, свою другую руку сунула себе под юбку:
– Что он делал потом?
Сотникова облизнула губы, вспоминая:
– Потом… Потом он встал с колен, немного вставил мне член… то есть фаллос во влагалище и как бы замер. И перестал дышать. Я сперва подумала, что с ним что-то произошло. И он так стоял, обняв меня. И я тоже перестала… я перестала.
– Что?
– Рыбу чистить.
– И вы так замерли, да? – Малавец стала теребить у себя под юбкой.
– Да.