панталонах с широкими разрезными буфами и потертых камзолах. На болотистом берегу, словно нельзя было найти более подходящее место, испанцы – точнее, работавшие на них индейцы, присланные местным касиком, – строили крепость, закладывая основу города, который назвали Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус – «Богатый город Истинного Креста».
Был ли крест истинным – вопрос спорный, но о богатстве речи пока не шло, самыми богатыми были, конечно, дары Моктекусомы.
Едва передохнув, почтека принялись расстилать на сухом месте циновки, которые покрыли длинными хлопчатыми покрывалами, а уже сверху выложили подарки, и в первую очередь – большой сияющий золотой диск с изображением солнца и многочисленными рисунками самой искусной работы. Диск этот вызвал такое восхищение испанцев, какого многим ацтекам до сих пор и не приходилось видеть. Ну, подумаешь, золото… золото и золото – чего в нем такого? Впрочем, для конкистадоров золото означало все – независимость, власть, богатство. Собственно, именно за этим они сюда и явились.
Кроме вызвавшего всеобщее восхищение солнечного диска, был подарен еще и серебряный, изображавший луну, а кроме того – целый шлем золотого песка, фигурки из золота, золотые и серебряные гребни, головные уборы из драгоценных перьев кецаля, тюки прекрасных тканей из тончайшего хлопка, да много-много всякого разного, от чего у конкистадоров загорелись глаза, да так и сияли – алчностью, серебром, золотом.
Подарки очень понравились, и сам касик Кортес – приятный лицом мужчина (кабальеро, как называли его эшпаньотль) – настойчиво упрашивал Иштлака о встрече с Моктекусомой… О, конкистадорам нужно было попасть в Теночтитлан, который они, со слов живших здесь тотонаков, называли Мехико – «город мешиков»; этот город, столица сказочного Эльдорадо, манил их своим нестерпимым золотым блеском, заставляя алчно чесаться руки и наливаться кровью глаза.
Иштлак, как и положено, на все заманчивые предложения относительно встречи Кортеса с тлатоани отвечал твердым отказом. Куатемок на протяжении всей беседы скромненько стоял в стороне, чутко прислушиваясь. Впрочем, и не только он один – уж больно интересно шел разговор: очень красивая девушка, индеанка, как понял принц, подружка Кортеса, переводила с языка ацтеков науатль на наречие южных племен майя, а уже с их языка на испанский толмачил некий изможденный, заросший кудлатой бородой субъект, тот самый Херонитль, о котором уже говорил Некок, по-настоящему – Херонимо Агилар, так его звали.
Кортес и все его вожди – «капитаны» – живо интересовались образом жизни ацтеков и их правителем, а еще больше – золотыми приисками и крепостными стенами Теночтитлана, куда – это было хорошо видно – им не терпелось поскорее попасть. Для чего? Это тоже было совершенно ясно. Напасть! Захватить! Разграбить! Об этом не говорили, но все читалось в глазах. Затем и явились!
Ушлый Иштлак умело затягивал переговоры, что-то рассказывал о тотонаках и тлашкаланцах, потом попросил разрешения зарисовать весь быт пришельцев. Такое разрешение Кортес милостиво дал и даже приказал одному из своих капитанов – чрезвычайно красивому и приветливому