со стороны Редера, не изложи он свою точку зрения, ведь для нее имелись веские основания. Обязанность государственного деятеля – делать выводы из подобных заявлений; таковы, по крайней мере, общепризнанные взаимоотношения между политикой и военной стратегией.
Гитлер сделал выбор в пользу решения этой проблемы военными методами. В тот же день он обсудил этот вопрос с Кейтелем и Йодлем в рейхсканцелярии. В результате встал ряд вопросов, и оперативному штабу ОКВ предстояло провести некоторые исследования. Йодль так формулирует их в своем дневнике: «…два альтернативных прогноза: что получается, если нас приглашают войти; что мы делаем, если придется войти силой? ОКВ провести необходимые исследования»[63].
Может показаться, что, отдав приказ соответствующим военным ведомствам изучить альтернативные исходные данные операции, которая ставит перед германской военной стратегией совершенно новые проблемы, Гитлер, как Верховный главнокомандующий, сделал все, что было необходимо. Однако следующая запись Йодля в какой-то степени меняет это представление: «…подключить к этим исследованиям бывшего военного министра». Речь идет о Квислинге, который появился в Берлине без ведома законного норвежского правительства и фактически будучи к нему в оппозиции. Эти фразы из записей Йодля содержат, кроме того, чрезвычайно важный двойной смысл, понятный только посвященным. Гитлер явно думал о Квислинге как о человеке, который «мог бы нас позвать», или как о ценном посреднике в случае, если «нам придется войти силой». Здесь уместно привести для сравнения то место из памятной записки Черчилля, где он обосновывает свое предложение оккупировать Норвегию: «Действуя в соответствии с уставом, а также как фактические мандатарии Лиги, со всеми вытекающими отсюда последствиями, мы имеем право и даже обязаны поступиться на какое-то время некоторыми нормами тех самых законов, которые мы стремимся закреплять и подтверждать»[64].
Теперь Гитлер окончательно решился на эту авантюру. Первоначальные военные причины проведения такой операции потеряли свою остроту с быстрым завершением Русско-финской зимней войны 12 марта 1940 года; ныне ее единственным обоснованием служили политические соображения и политическая воля диктатора. Инцидент с «Альтмарком» стал еще одним стимулом, и теперь главной заботой Гитлера стало найти не вызывающий сомнений предлог для захвата Норвегии. Когда 10 марта 1940 года поступили первые новости о русско-финском договоре, Йодль записал: «Военная обстановка тревожит, поскольку, раз мир заключили так быстро, трудно будет найти подходящий повод для проведения этой операции». Через два дня он высказался даже еще яснее: «Теперь, когда между Финляндией и Россией заключен мир, у Англии нет политической причины для вторжения в Норвегию, но и у нас тоже»[65].
Эти события снова привели меня к совершенно иным выводам. Независимо от дискуссий в рейхсканцелярии и фактически не имея о них достаточной