создать «жемчужное ожерелье» из пехотных дивизий, которые, хотя им надо было двигаться пешком, и должны были, по его настоянию, оказаться на исходной позиции, прежде чем продолжится наступление танковых частей. В полдень 17 мая Гитлер сказал главнокомандующему сухопутными войсками, что «видит главную опасность с юга» (Гальдер просто замечает в своем дневнике: «В данный момент я не вижу никакой опасности»), и в тот же день поспешил на машине к Бастони, чтобы показать свою озабоченность командующему группой армий «А» фельдмаршалу фон Рундштедту. Там он заявил, что ни при каких обстоятельствах не должно быть никакого отступления, потому что оно способствовало бы повышению боевого духа противника. В тот момент решение зависело не столько от быстрого удара в сторону Ла-Манша, сколько от способности как можно скорее обеспечить абсолютно надежную оборону на Эне, а потом на Сомме, даже если это потребует временно приостановить наступление на запад.
Поэтому к вечеру 17 мая Гальдер обеспокоился; он пишет: «Самый неудачный день. Фюрер ужасно нервничает. Он напуган собственным успехом, не хочет идти ни на какой риск и пытается нам помешать». На следующее утро Гальдер еще раз проанализировал обстановку и снова пришел к выводу, что существует только одно решение – проводить операцию «без малейшей задержки; дорог каждый час». Чуть позже в необычно ранний (для зоны 1 в ставке Верховного главнокомандующего) час – в десять утра – они с Браухичем оказались вовлеченными в «неприятнейший спор» с Гитлером. Йодль отмечает: «Это был очень напряженный день. ОКХ не выполнило распоряжение как можно быстрее укрепить южный фланг. Были немедленно вызваны главнокомандующий сухопутными войсками и генерал Гальдер, и они получили недвусмысленные приказания принять необходимые меры». Не дожидаясь даже, пока ОКХ исполнит эти приказания, Кейтель вылетел в штаб-квартиру Рундштедта, чтобы внушить начальнику его штаба необходимость немедленно выполнить гитлеровские указания. Йодль, явно не желая оставаться не у дел, взял на себя издание дополнительного приказа «1-й горной дивизии и тыловым подразделениям 4-й армии повернуть на юг» – беспардонное, но типичное вмешательство в армейские дела[91]. Гальдер вернулся в охотничий домик взбешенным; еще в пылу злости он записал:
«У них, в ставке фюрера, совершенно иное представление; фюрер полон непонятного страха по поводу южного фланга. Он бесится от злости и орет, что то, что мы делаем, есть прямой путь к развалу всей операции и что мы рискуем потерпеть поражение. Он наотрез отказывается продолжать боевые действия в западном направлении»[92].
Однако к концу дня все это снова опередило произошедшие события. В дополнение к новой директиве № 12 в ОКХ был направлен «официальный документ», излагающий результаты утренней дискуссии, с целью еще раз подчеркнуть решимость Верховного главнокомандующего – процедура совершенно неожиданная, никогда прежде не применявшаяся.