несколько притупилась, я все же продолжал ощущать некоторую неловкость. Долгое время моя переписка была односторонней. Первое письмо от моей жены (написанное в декабре 1940 года) я получил в апреле 1941 года к тому времени я уже был в Канаде. Телеграмму, отправленную через Красный Крест и извещавшую меня о рождении сына, я получил в конце мая, уже после того, как мне пришло письмо с первыми фотографиями малыша.
Писание писем было своего рода священнодействием, и процесс этот всегда отнимал довольно много времени. Во-первых, мы должны были как-то уложиться в те самые двадцать пять строк, поэтому старались вместить в них как можно больше слов. В то же время писать нужно было разборчиво, так что проблем у нас хватало. Кроме того, у нас, подводников, была еще одна причина тратить на письма много времени. Адмирал Дёниц горел желанием получить хотя бы какую-нибудь информацию от пленных офицеров-подводников в надежде как-то использовать эти сведения. Убивать свое время на чепуху вроде изобретения невидимых чернил нам было жаль, поэтому наше командование разработало очень простую систему коммуникации, которая не требовала никакой маскировки. Секретные сообщения передавались с помощью определенных слов в обычном тексте письма. Составляя письмо, мы внимательно следили за тем, чтобы оно содержало необходимые слова, а это порой занимало долгие часы. Я помню, как целый день бродил по лагерю, прежде чем придумал, как вставить нужное слово в текст письма так, чтобы оно подходило по смыслу и сам текст не вызвал никаких подозрений.
Не знаю, как долго работала эта система, но о том, что британцы разгадали нашу хитрость, мы узнали лишь через три года. Мы поняли это, когда один из наших товарищей, совершивший побег, был схвачен в месте, о котором враг мог узнать только из нашей переписки.
Сначала наши письма прочитывались германским командованием и лишь после этого переправлялись нашим родным. Временами стиль моих писем или причудливые формулировки фраз ставили мою жену в тупик, но тайну она так и не узнала. К тому времени моя переписка с женой стала регулярной. Письмо из Англии доходило до Германии за четыре недели, почти столько же времени шли письма из Канады. За доставку этих писем отвечал Красный Крест, которому я очень признателен за это. Наша переписка много значила и для нас, и для наших родных. С помощью писем мы могли поддерживать друг друга и решать возникающие семейные проблемы. Немцы, находившиеся в русском плену, не имели возможности писать домой, из-за чего произошло много трагических недоразумений. Женщины, считавшие своих супругов погибшими, снова выходили замуж, а через несколько лет вдруг обнаруживали, что их первые мужья живы. С нами такого случиться не могло.
Национал-социалистический режим в Германии всячески поощрял заключение браков, поэтому к тому времени, когда мы попали в плен, многие из нас были женаты, а прочие официально помолвлены и стояли на пороге заключения брака. В этом случае находившиеся в плену лица могли заключить брак по доверенности,