из экипажей наших субмарин. Время от времени мы передавали им фрукты и шоколад, к сожалению, это все, что мы могли для них сделать. Позже ситуация коренным образом изменилась. Они имели право найти себе работу и зарабатывать деньги и, таким образом, оказались более обеспеченными, чем мы. В отличие от рядового состава нам, офицерам, работать запрещалось.
В Кокфостерсе Энгель купил себе трубку, и, поскольку недостатка в табаке мы не испытывали, он вынимал ее изо рта, только когда ложился спать. Я не курил, но не могу сказать, чтобы табачный дым сильно досаждал мне. С трубкой Энгеля и книгами, которые мы вскоре начали получать, в нашей комнате воцарилась мирная домашняя атмосфера.
Книги, как и следовало ожидать, были самого разного рода. Сначала мы вынуждены были брать все, что нам выдавали, затем я наладил дружеские отношения с одним из охранников, и у меня появилась возможность выбора, который, впрочем, был не слишком велик. Между прочим, я был весьма удивлен, обнаружив среди книг военные мемуары генерала Людендорфа.
В подобных обстоятельствах я читал все, что попадалось мне на глаза: книги немецких авторов и книги, переведенные на немецкий язык (например, некоторые произведения Джека Лондона). Позднее благодаря помощи Красного Креста, Христианской ассоциации молодых людей, а также нашим собственным семьям мы стали получать заказанные нами книги, и в конце концов у нас образовалась довольно неплохая библиотека. Чтение мое стало более систематичным. Я купил тетрадь, в которой вел учет всех прочитанных мною книг, а также заносил туда свои критические заметки. Эти записи я вел на протяжении всех семи лет моего заключения, и в конце его в моем списке было 503 книги.
Я вспоминаю, что в бытность мою младшим лейтенантом на борту линкора «Шлейзен» в 1935 году я частенько жалел, что у меня было мало времени для чтения. Что ж, теперь в моем распоряжении было все время мира. Хьюстон Стюарт Чемберлен («Основы девятнадцатого века»), Шпенглер («Закат Европы») и Альфред Розенберг («Миф двадцатого столетия») – я прочел их всех. Я взялся также и за Канта, но, к сожалению, так и не одолел его. Затем были Шекспир и Гёте. Должен сказать, что возможность читать и учиться – вот единственная польза, которую принесли мне долгие годы плена.
Не могу сказать, что в Кокфостерсе время для нас тянулось мучительно медленно. Каждый день нас выводили на свежий воздух и в течение часа мы делали зарядку. Вместо парка мы гуляли в «загонах» размером пятьдесят на тридцать футов, огороженных колючей проволокой. Мы не видели пленных из других «загонов», да, впрочем, мы и не испытывали большого желания общаться с ними. Мы были слишком недоверчивы, нам казалось, что лагерь просто кишит шпионами, которые только и ждут, чтобы вкрасться к нам в доверие.
Однажды в нашу комнату привели третьего пленного, молодого летчика. Поначалу мы держались настороженно и почти не разговаривали с ним. Точно так же вел себя и он. Позднее он признался нам, что принял нас за шпионов, чьей задачей было вызвать его