судить, в чем я нуждаюсь, а в чем нет.
– Я никогда не утверждал обратное, леди Изабел.
Он смотрел ей в глаза на мгновение дольше, чем позволяли приличия. Ее губы медленно приоткрылись, тело затопило жаром. Она вспомнила теплый вечер в мае прошлого года, потаенный грот в Воксхолл-Гарденз… его руки на ее грудях… его губы на ее шее… и не дававшее покоя раскаленное наслаждение, от которого оба задохнулись.
Она не могла забыть его поцелуи, медленные, сладостные, жесткие и требовательные. Сейчас, в этой тихой комнате, трудно было поверить в то, что все было на самом деле.
Она посмотрела на свои лежащие на коленях руки со сплетенными пальцами. Туго сплетенными пальцами. Руки порядочной вдовы.
Леди Изабел Морроу, которую знал лондонский свет, была учтива. Спокойна. Грациозна. И места занимала ровно столько, сколько было необходимо. Только Дженкс видел ее иной – в момент слабости сразу после смерти Эндрю и несколько месяцев спустя – в блаженном забытьи той ночи в Воксхолле.
Она скучала по той Изабел. Честной. Неосмотрительной. Но это был только момент слабости в ее тщательно организованной жизни.
Прежде чем она успела ответить, в комнату вошел лакей с чайным подносом. Хотя Изабел не приказывала принести чай, Селби всегда строго соблюдал правила вежливости.
За слугой трусил бигль, который затем деловито обошел все: от чайного столика до ножек стульев, – прежде чем обнюхать сапоги Дженкса.
– Вы приобрели сторожевого пса, – заметил Дженкс, когда лакей поставил поднос.
– Это Бринли, – пояснила Изабел, – и сторожевой пес из него никудышный. Он, конечно, лает, но любит всех так, что скорее разбудит дом, приветствуя своего, чем обратит внимание на чужого. И подлизывается к мальчишке-посыльному точно так же, как к своей хозяйке.
Словно в доказательство правдивости ее слов, Бринли запрокинул голову и разразился протяжным воем. Дженкс оглядел собаку – крепкого маленького бигля с темно-коричневой шкурой и вечно виляющим хвостом. Длинные каштановые уши были постоянно насторожены, что придавало ему выражение любопытства.
Дженкс почесал голову песика, отчего тот сразу высунул язык и принялся ритмично колотить хвостом по его сапогам, словно выбивал барабанную дробь.
Расставив чашки и чайник, лакей поклонился. Эндрю всегда требовал, чтобы слуги соблюдали все правила этикета, и даже нанимал ливрейных лакеев для каждого званого ужина.
– Простите, что позволил псу ворваться сюда, миледи. Сейчас я его заберу.
– Спасибо, Дуглас. Отведите его к мисс Уоллес.
Едва лакей схватил Бринли за кожаный ошейник, как тот со скорбно-обвиняющей миной уставился на Изабел: «Ты меня отсылаешь? Меня, лучшего сторожевого пса Англии?»
– Глупый щенок, – вздохнула Изабел, поднимая с блюда бисквит и бросая песику, который поймал его на лету.
Пришлось подчиниться лакею, который уволок его из комнаты, но на прощание он издал еще один вопль.
Дженкс проводил его глазами и, когда дверь закрылась, обратился к Изабел:
– Хорошая собачка.
– Да.