о вашей клятве Гиппократа! – говорил маньяк. – Думайте лучше о том, что я сделал с детьми, Фридер!
– Успокойтесь! – сказала врач-анестезиолог.
Однако ее призыв на Трамница никак не подействовал.
– Знаете, – заявил он. – У меня всегда с собой были вещи для переодевания. Как для мальчиков, так и для девочек. Причем разных размеров. Эту одежду я хранил в специальной сумке в багажнике. Мне хотелось быть готовым ко всему. Как только дети оказывались в моей машине, я их переодевал, чтобы в случае объявления немедленного розыска невозможно было бы быстро опознать ребенка. Часто эти сосунки, думая, что с ними играют, меняли одежду сами.
В груди Трамница послышался булькающий звук, напоминающий смех.
– Когда они оказывались в инкубаторе, то так уже не думали.
«О боже! – подумал Фридер. – Из его слов следует, что жертв было гораздо больше двух!»
Между тем маньяк продолжал откровенничать:
– Я сам построил инкубаторы. Гораздо лучшие, чем те маленькие ящики, которые были в нашем распоряжении в Вирхове.
Здесь Трамниц вздохнул так, как будто предавался воспоминаниям о днях прекрасно проведенного пляжного отдыха.
– Да, мои инкубаторы были гораздо лучше. В них я мог делать с детьми все, что угодно, – гладить, кормить, менять подгузники. Настоящее воплощение мечты.
– Сейчас я разделю кровоснабжение, – громко сказал Фридер, начиная, таким образом, отсчет самых критических в операции двадцати минут.
С момента расшивания правой ветви от Y-образного разветвления никаких неточностей допускать было нельзя – от этого зависело снабжение кровью мозга.
«Больного мозга психопата», – подумал Фридер.
– Так могло продолжаться вечно, – продолжал разглагольствовать Трамниц. – Если бы я только не тронул эту шлюху. Однако мамаша начала собственное расследование и была близка к разгадке моего трюка с посылками. И тогда голоса приказали мне ее убить.
«Голоса, так я тебе и поверил», – мысленно отреагировал Фридер.
Он никак не мог взять в толк, почему психиатры и судьи так легко купились на эту явную ложь. Трамниц, без всякого сомнения, был одержим, но никак не мифическими невидимыми силами, которые якобы управляли его мыслями. Он был одержим жаждой убийства. И его место было не в психиатрической больнице, а в тюрьме. Или, еще лучше, в сибирском трудовом лагере.
Фридер прикрыл глаза, затем снова открыл их и взял поудобнее скальпель.
– Если бы я более аккуратно избавился от ее тела, то меня никогда бы не поймали. Такие вот дела. Ерунда какая-то, не правда ли?
Тут Фридер посмотрел на старшего врача Хопфа, который предостерегающе покачал головой, как бы говоря: «Не торопись и успокойся. Не допускай ошибки. Негодяй этого не стоит».
Едва сдерживаясь, чтобы не допустить непоправимой ошибки в проведении операции, Фридер все же сказал:
– Послушайте, я пытаюсь спасти вам жизнь.