светильник, задула прикроватную свечу и посмотрела на часы: пять минут девятого. Странно, насколько по-другому ощущалось время здесь, внизу, вдали от городского шума: если она не будет внимательной, то дни начнут переходить один в другой так быстро, что она потеряет им счет.
Встав с кровати, она взяла шелковый халат, висевший рядом на крючке, и закуталась в него. Потом несколько секунд постояла без движения, размышляя – по традиции монахов из монастыря Гзалриг Чонгг в Тибете, где она обучалась, – о своем физическом и умственном состоянии после пробуждения.
Прежде всего она ощущала пустоту, – пустоту, которая, как она знала, никогда ее не покинет и никогда не будет заполнена. Алоизий Пендергаст умер. В конце концов она признала этот факт; ее решение удалиться в эти подземные комнаты и оставить, по крайней мере временно, мир живых было ее способом смириться с его смертью. При потрясении, опасности, сильной скорби Констанс всегда уходила в эти тихие подземные пространства, не известные более почти никому. Пендергаст, действуя расчетливо и в то же время деликатно, избавил ее от этой привычки; научил ее понимать красоту мира за стенами особняка на Риверсайд-драйв, научил терпимо относиться к таким же, как она, человеческим существам. Но Пендергаста больше не было. Когда она поняла это, для нее оставалось только два выхода: уйти в подземелье или воспользоваться пузырьком с таблетками цианида, которые она хранила как гарантию защиты от мира. Она выбрала первое. Не потому, что боялась смерти, – напротив, – а потому, что Алоизий был бы навсегда в ней разочарован, покончи она с собой.
Констанс вышла из спальни в маленькую персональную библиотеку. На углу письменного стола стояли тарелки, оставшиеся после вчерашнего обеда, ее первого обеда после ухода вниз. Похоже, миссис Траск уже вернулась от сестры, лежащей в больнице. Прежде еда, приготовленная миссис Траск, почти всегда была простой и свежей. Но обед, который она оставила в лифте для Констанс в день своего возвращения, никак нельзя было назвать простым: седло оленя с лисичками, а на гарнир – жареная белая спаржа с пюре из трюфелей. Десертом послужил ароматный ломтик clafoutis aux cerises[15]. Хотя миссис Траск могла быть искусным поваром, когда того требовала ситуация, Констанс удивилась изысканности обеда. Это никак не отвечало причинам, по которым она выбрала жизнь затворницы – мучительную, уединенную… и аскетичную. Конечно, миссис Траск это понимала. Такие деликатесы, граничащие с декадентством, казались неуместными. Возможно, таким способом домоправительница сообщала о своем возвращении. Это вызвало у Констанс протест… но в то же время она невольно насладилась обедом.
Собрав посуду и прихватив фонарик, Констанс двинулась по узкому коридору и через потайную дверь вышла из своих личных покоев в остальную часть нижнего подвала. Она легко и уверенно, почти не нуждаясь в свете, миновала череду комнат, в которых знала каждый предмет коллекции.
Замедлив шаг, она прошла мимо последнего ряда