кафетерия, в ночь ее поражения. А следом пришла другая мысль: “Я еще не готова. И произойти это должно было не здесь”.
– Ах, Тодд, – сказала она. – Я не знаю.
– Не знаешь, хочешь ли выйти замуж? Или не знаешь, хочешь ли выйти за меня?
– Вообще-то, и то и другое. Нет, забудь об этих словах. Я просто… ну, а разве мы можем?
Она и сама не поняла, о чем, собственно, спросила. Наверное, ей хотелось услышать, что из такой девушки, как она, может получиться хорошая жена. Хотелось понять, сможет ли Тодд стать хорошим мужем.
– В общем-то, да, – ответил Тодд и натужно улыбнулся. – Можем, если ты этого хочешь.
– Мой отец… – произнесла она.
– Я знаю, он человек старомодный, – сказал Тодд. – Я поговорю с ним. Я буду очень…
И тут Сьюзен поняла, какой ответ ей следует дать. Поняла, как следует поступить.
Она сделает шаг в будущее, пусть и неясное. Этой же ночью она и Тодд придут в ее дом и объявят о своей помолвке. И тогда она сможет говорить на языке, который позволяет сказать “нет”. У нее появятся средства защиты.
– Мы можем, – сказала она. – Да. Вот уж что можем, то можем, правда?
– Конечно, – ответил, ласково усмехнувшись, Тодд. – Абсолютно и положительно можем.
Его осанка, эта прямая спина. Его прямолинейная, наторелая тоддовость.
– Мы можем сделать это, – повторила Сьюзен. – Да, конечно. Давай поженимся.
– Правда? Ты правда хочешь?
– Да. О да. И сразу же.
– Как это?
– Ну, сразу после выпускного вечера. Я спрячу вуаль под академическую шапочку, мы получим наши дипломы и прямым ходом направимся в церковь.
– Смешная ты, – сказал Тодд. – Тебе это известно? Ты такая смешная.
Мэри записала на конверте, в котором пришел телефонный счет: “Больше я красть не буду”. Дала письменный обет. Тем не менее красть она продолжала, хоть и не понимала – зачем. Она хорошо помнила самую первую кражу, совершенную ею в “Энглхартсе”. Мэри понадобились пригласительные карточки для свадьбы Сьюзен, и она зашла туда, в отдел канцелярских товаров, посмотреть, найдется ли что-нибудь приличное или ей со Сьюзен придется ехать в Нью-Йорк. Продавщица, молодая и предположительно хорошенькая – если бы удалось смыть с нее тональный крем, – показала Мэри образцы. Заурядный кремовый цвет, светло-голубой, желтоватая слоновая кость, еще один, невзрачный, в цвет автобусного билета. Каемочки из лилий, голубков, прозрачных белых колоколов. Нет, от “Энглхартса” проку не будет. Придется все-таки съездить со Сьюзен в город. Мэри поблагодарила продавщицу, сказала, что ей нужно подумать. Поднимаясь с кресла у прилавка, она прекрасно сознавала, какое впечатление производит: привлекательная женщина сорока без малого лет с добротной темно-синей сумкой в руках, грациозно отвергающая все, что предлагают ей продавщицы вроде вот этой – девушки, заурядная миловидность которой износится быстро, вместе с молодостью. В молодые годы Мэри видела женщин, таких как она, нынешняя: хорошо обеспеченных жен, которые благодушно, но твердо отказывались делать покупки