более, а предательство уже даже не предательство, а само собою разумеющаяся последовательность. Автоматизм сегодняшнего предательства, автоматизм во взаимоотношениях, принявший вид естества и реальности, как бы разоблачающий идеализм.
Если они перепишут роль так, как мне хотелось бы, чтобы в каждой сцене был анекдот, и все – и серьезное, и проходное – говорилось бы со сквозной, тотальной, самодовлеющей, все разъедающей иронией, было бы дело. Ведь в результате всей системы отношений открылось бы не просто равнодушие, а победа над талантом!
И талант гибнет, а друг первым забивает крышку гроба, в котором еще живой человек. Все гнусное должно быть одето во все идеальное. Когда он в конце добивает ее своей изменой – это у него откровенность, он не может лгать!
Альберт Леонидович дружит безответственно и беспринципно: он льстит (хорошее слово и кошке приятно), он врет (зачем обострять, кому нужна правда: «Обмани меня, но улыбнись мне»), он использует чужой труд (тут самая широкая возможность демагогии в области нравственности), он заставляет личность впадать в суету и талдычит: «Служенье муз не терпит суеты», а сам рвач и в этом случае твердит о том, что он земной человек, спекулирует на любви героини к высокому – и в этом его власть над ней.
– Ты – гений! – твердит он. – Я – бездарность!
А в конце она для него уже его ученица!
Это не администратор, то есть не профессия меня интересует, – он паразит, вошь, клоп на теле таланта, на голой душе личности.
Он думает только о своей выгоде и твердит, что о своей выгоде не думает. Он наглый лгун и твердит, что никогда не обманывает; он наглец и заверяет, что это чисто внешне; он ничего не понимает и притворяется знатоком.
Он дешевый, точнее, уцененный временем Сальери.
И еще хорошо бы ему быть откровенным, хорошо бы любить раздеваться, говорить о себе грязные правдивые вещи, практически требуя откровения, провоцируя… благородство.
Роль у Мары Микаэлян в «Доходном месте». Вот уж загадка! Вышневский у Островского очень функционален. Он обслуживает Жадова и всю конструкцию мысли. Выбор меня на эту роль – превращение великой пьесы в плохую оперетку? Это власть! Это респектабельность! Это убежденность! С этим борется Жадов. А все начинается с приставания к жене по молодому делу. Зачем?
Предположение первое: его любовь и страсть превратились в ненависть, в уничтожение своей жертвы, в издевательство, в садизм.
Он жулик (как оказывается)… и она это знает. Очень может быть, что ее слова «неправда, вы и раньше…» – она просто не договорила, но он дал ей пощечину и потом валялся в ногах, умоляя о близости.
Он ее целует, она бесчувственна! Он открылся в любви, как последний хам. И мы видим, что он может убить!
В песнях он «философствует!».
Он умирает не побежденный, а наоборот: сдохну – и все «шито-крыто!».
«Не взять его живым правосудию!» Он действительно реалист, но философ низкого, поборник грязного, рыцарь подлости и гений негодяйства.
В признаниях