ребенка на БАРТе! Бальбоа-Парк! В метро стопорят поезда!
Бут в отсеке редакции поморщился. На смене никого, кроме Рида.
– Ты сейчас свободен?
Рид кивнул.
– Действуй. Уилсон, оставайся здесь, может, сорвешь сверхурочные.
Бросивший сэндвич фоторедактор на крике сообщил по рации фотографу, бороздящему просторы города, чтобы тот все бросал и рвал когти на станцию «Бальбоа-Парк».
Рид, на ходу натягивая куртку, схватил один из старовских мобильников.
– Молли, я на номере третьем. Держи меня в курсе.
– Бальбоа-Парк? Жесть.
Танита Мари Доннер была в свое время похищена из Восьмого жилого комплекса, где жила на пособии ее несовершеннолетняя мать. Как раз в Бальбоа-Парке.
3
Сын с отцом Сидовски разместились в «Колизее» вполне на приличных местах: тридцатый ряд от поля. Шел уже восьмой иннинг, на котором «Атлетикс» опережали «Янкиз» на семь очков, хотя игра шла вяло.
Сидовски-младший и изнервничался, и проголодался.
– Слышь, старик, – обратился он на польском, – пойду-ка я добуду съестного. Тебе чего-нибудь принести?
– Обязательно, – оживился отец, – попкорн.
Сидовски-младший похлопал отца по колену и отправился к прилавку. Идти на матч он не так уж и хотел, а билеты принял по настоянию шефа.
Сидовски-старшему, напротив, в «Колизее» нравилось, но сам он на этот культпоход напрашиваться б не стал, так как считал, что сыну не до него в силу занятости.
Стоя в очереди, Сидовски вспоминал былые времена. Когда «Атлетикс» играли с бостонскими «Ред сокс», он, бывало, ездил по мосту через Залив, чтобы лишний раз поклониться Карлу Майклу Ястржемски, трехкратному чемпиону Американской лиги. Свой третий титул Яз взял в эпоху, когда великие питчеры[7] помножали на ноль бэттеров[8] средней руки.
Вот это было упорство.
На дворе стоял шестьдесят восьмой год. Год, когда в Окленде утвердились «Атлетикс», а полиция Сан-Франциско заполучила в свои ряды Вацлава Сидовски.
Неужели это было так давно?
– Ты знаешь, Уолт: на пенсию можешь выйти, когда захочешь, – частенько напоминал ему шеф, лейтенант Лео Гонсалес.
Но Сидовски не мог. Во всяком случае, пока. Чем еще тогда заниматься?
Жена его, Баша, шесть лет назад умерла от Паркинсона. Девочки выросли и разъехались, у них теперь свои собственные дети. А у него остался Джон – старик отец, восемьдесят семь годков, догляд нужен. Старик еще тот. В Польше на ферме выращивал картофель, а еще цирюльничал: во время войны в трудовом лагере спасался от голода тем, что подстригал нацистских офицеров. И все крохи тащил в семью.
Сына Сидовски-старший учил, как слушать, как вчитываться в людей. Теперь старик уютно существовал сам по себе в Пасифике, ухаживая за своим огородиком и болея за «Атлетикс». К сыну он переезжать отказался, и тот теперь жил один в доме на Парксайд, где они с женой растили своих дочерей, а он теперь выращивал канареек.
– Сэр? С вас четыре