Сверху, от начальства. Лео нужно, чтобы ты связался с прокурором и федералами, прямо с начала цепочки. Ребенка умыкнули у отца на БАРТе, в Бальбоа.
«Бальбоа».
– Все выглядит скверно, Уолт.
Сидовски ощутил укус изжоги.
– Бальбоа?
– Опорный пункт развернут на станции «Инглсайд», со стороны Джона Янга.
– Хорошо, сейчас выхожу из «Колизея».
Сидовски повесил трубку и разыскал оклендского копа в форме. Предъявив ему свое удостоверение, он душевным голосом попросил отследить, чтобы старик после матча сел в такси до Пасифики, после чего дал копу несколько смятых купюр на проезд.
– Будет сделано, – заверил тот.
Сидовски вернулся к своему старику.
– Мне на работу, пап, – развел он руками и кивком указал на полисмена: – Этот парень обеспечит тебе такси до дома.
Отец, повернувшись к сыну, поправил на голове бейсболку.
– Конечно, сынок, работа есть работа. Ступай и будь молодцом.
На пути через Бэй-Бридж в Сан-Франциско (хорошо, что еще не началась послематчевая сутолока) у Сидовски неожиданно проклюнулась мысль. А не задавался ли Рид когда-нибудь вопросом: тот короткий анонимный звонок с год назад – не мог ли он исходить от убийцы Таниты Доннер?
4
Том Рид гнал на юг из центра на служебном «Форде Темпо» с красно-бело-синим старовским баннером и вьющимся по борту девизом: «МЫ ИСТОРИЯ САН-ФРАНЦИСКО».
Вот вам жестокая ирония. Насмешка судьбы. Он хотел сделать юбилейную статью о похищении и убийстве Таниты Мари Доннер. Чтобы сравнять счеты. Искупиться. И тут такое, и снова в Бальбоа.
Костяшки его пальцев на руле побелели. Обгоняя на 101-м хайвее неуклюжий трейлер из Юты, он никак не мог избавиться от истории Доннер и сонма других вопросов. Если сегодняшнее дело в самом деле реально, оставит ли его на нем газета? Сможет ли он снова с этим справиться? А почему бы и нет. Терять ему больше нечего. Он уже пожертвовал своей семьей ради истории Доннер.
– Мы потеряли друг друга, Том, – сказала Энн, когда они в последний раз выходили вместе, недели через три после самоубийства Уоллеса. Уютное местечко в Саусалито с видом на городской закат и арфист, исполняющий реквием по их браку. Энн была права. Что-то между ними умерло – факт, который он до сих пор отказывался признать. Рид тогда, поигрывая на столе ложечкой, встретился с Энн взглядом. В свете свечей ее глаза дымчато сияли, как в день их свадьбы.
– Скажи мне, Энн. Скажи, как ты потеряла меня.
– Твоя выпивка вышла из-под контроля. Я просила тебя остановиться. Ты не понимаешь, как это действует на нас. На Зака, на тебя.
Он резко пристукнул ложечкой по столу.
– Меня профессионально унизили, Энн. Отстранили от дела, бросили в выгребную яму политического дерьма. А тут ты мне с этим пониманием!
– А ну тише, – сердито прошептала она.
Он одним глотком допил вино и снова налил бокал доверху.
– Том, непогрешимых людей нет. И ты не исключение.
– Я не ошибался.
– Значит,