Полезно!
– Папия… Не знаю, что ты задумала, но… Когда все кончится, ты… Ты согласишься стать моей женой? Нет, нет, не отвечай, я знаю ответ! Неужели потому, что я римлянин? Из-за этого?
– Из-за этого тоже.
Теперь мы лежим рядом, глядя в небо, и, странное дело, не только я, но и легкомысленный клиент Геликонских Муз напрочь забыл о брошенных яблоках и нежно звучащем голосе. Наши слова тяжелеют, наливаются свинцом.
– Ты ненавидишь Рим, Папия, но его победа справедлива.
– Угу.
– Мы… Римляне честно воевали! Боги, Судьба, называй как хочешь, давали равную возможность всем, всем народам и странам. И грекам, и пунийцам, и твоим оскам, и остальным. Римляне победили…
– …Потому что были доблестнее, храбрее и сплоченнее?
Светло-лазоревое небо темнеет, горячий воздух отдает сыростью, молодое вино – болотом. Мы оба знаем, что дальше станет хуже, наш разговор ни к чему, ни он, ни я не виновны к крови, пролитой предками. Но замолчать мы не в силах – ни он, ни я.
– Доблесть – убивать пленных? Храбрость – сжигать города? А ваша сплоченность, Гай? В Риме может жить только безумец! Чем гордитесь? Отец убивает сыновей, брат – сестру, правитель режет тысячи невинных? Вы хуже зверей, Гай, звери не едят сородичей!
– И все же мы победили, Папия. Я не горжусь такой победой, иногда мне становится стыдно, иногда – тошно. Но мы победили, еще немного – и вся Ойкумена станет нашей. Значит, именно мы оказались правы. Ты возненавидишь меня за эти слова, Папия, но это так.
А главное – страшное уже совсем близко, рядом, и мне вдруг кажется, что не мы – наши деды, одетые в сверкающие панцири, разговаривают перед боем, тем самым, последним. Слова уже ничего не значат, но не так легко нанести первый удар, увидеть первую кровь, забыть, что рядом с тобой – человек. Такой же, как ты.
– Мне не за что ненавидеть тебя, мой Гай! Но ты римлянин и останешься римлянином. Это Судьба, та самая, которую ты поминал. Ничего не могу сказать, лишь прошу: беги! Беги, хороший римский парень – из Капуи, из Рима, из вашей Ойкумены. Заберись к гипербореям, есть, говорят, такие, переводи своих греков…
– Я не убегу, моя Папия.
– Тогда слушай…
– Знаю, Учитель. Мы, оски, поклоняемся тысячам богов, но главный Он – Диовис Сверкающий.
– Диус Патер, Юпитер, Деус Патар, Зевс…
– Но это не Имя! Отец богов – не имя, так?
– Умница, обезьянка… Не обижайся, что зову тебя так! Я тоже когда-то обиделся на… обезьяну. И даже не стал ей кланяться.
– Кланяться? Ты?!
– Потом, потом… Не это важно. Важно то, что Отец, какими именами вы, люди, Его ни зовете, любит вас, свои создания, неодинаково.
– Но это несправедливо! Это…
– Отец выше справедливости. Отец не может ошибаться, поскольку мир – это и есть Он. Но такое и вправду обидно. Из тысяч племен избрать одно, дать ему Свое благословение, разить его врагов, хотя враги эти порой и честнее, и добрее. И такому, выбранному Им племени, Отец дает власть над миром. Их несколько, избранных, но одно ты слишком хорошо знаешь.
– Римляне?!