на столе колченогом – Юнону Милосердную помянуть. Козьими шкурами пахнет, овечьими тоже, чан какой-то посередине, скамейка у стены…
– Плохо, что ты своим именем назвалась, Папия! Наших, осков, в Капуе немало и самнитов с кампанцами немало. Многие тоги носят, а что под тогой, Плутон разберет. Иной в душе помочь готов, а иной к префекту побежит.
Те же три парня, только без плащей мохнатых, в туниках льняных. Даже бородачей жара догнала. Не ошиблась я – братья: Ресу, Реса и Ресий. Что имена, что сами – почти близнецы. До сих пор путаю, только бородачи не обижаются. «Зови Рес, не ошибешься», – хмыкают. Тот, что сейчас говорит, – Рес Старший.
– Сенатор один есть, не римский – наш, капуанский. Самнит или оск, местный, в общем, а имя римское, нос вверх дерет, ровно Сулла. Но вот вчера меня увидел, велел подозвать, да и шепчет: «Внучка консула, говорят, в город приехала. Может, помочь чем?» Испугался предатель, тогу, поди, обмочил!
– Помог? – усмехнулась я.
– Подкинул малость. Пригодится!
– А все-таки опасно, госпожа Папия! – гудит Рес Средний. – Хозяйка твоя как? Не выдаст?
Не выдаст ли хозяйка госпожу? Забавно! Хоть и просила парней так меня не величать, стыдно перед своими, а все равно – прорывается порой.
– Твоя Фабия весь город насмешила, – это уже Рес Младший. – Представляешь, Папия, пошла она к гладиаторам, по мужскому уду соскучилась, поди, а Эномай-«галл», победитель который, пинком под гузно ее спровадил! На четырех костях уползала!
Ой!..
Хохочут бородачи, весело им, уцелевшим оскам. Хоть в чем-то досадили проклятой Волчице.
– Да с римлянкой дело иметь, что с козой! Их, матрон этих, говорят, только в это гузно и… Э-э-э… Извини, Папия!
Хорошо, что полумрак, что лучик света сквозь ставни прорвался. В полной тьме уши мои давно бы уже светились – красным огнем.
– А есть еще байка такая. Возвращается оск из лесу, рассказывает. Иду, говорит, и вижу римлянина. А у меня в колчане – всего одна стрела. Достаю лук, прицеливаюсь…
Про сиятельную Фабию Фистулу парни знают не больше прочих. И хорошо, пусть пока смеются. С именем же удачно вышло. Я же ничего не задумывала, проговорилась просто, когда Аяксу и всем прочим назвалась. А какое эхо! Не страшно, ищут не Папию Муцилу, внучку консула, – рабыню Терцию ищут, так я в списках хозяйских значусь. Не любят римляне имена наши запоминать. Пусть ищут!
– …Попал, значит! А тут – второй римлянин, его тоже – наповал, затем третий… Оску говорят, мол, у тебя же стрела всего одна. А он: зато как я их ненавижу!
Смеются ребята – и я с ними. Почему бы не посмеяться, времени – полная клепсидра, огромная, с винный пифос величиной. Прикроешь глаза – и представляешь, будто не в Капуе ты – в лесу где-нибудь на склонах Апеннин, среди бойцов войска Италии. Сидим под деревьями, травим байки, а завтра в бой.
После смерти деда, когда пал Беневент, долго еще оски в лесах сражались. Говорят, лишь совсем недавно последних на крест приколотили…
– А вот