Гу Хуа

В долине Лотосов


Скачать книгу

героизм.

      – Да, Юйинь, отныне ты навсегда будешь моей сестрой. И хотя нас разделяет река, мы все-таки живем в одном селе. Пока я жив, я буду оберегать тебя…

      Его слова прозвучали точно клятва.

* * *

      Когда заведующая столовой Ли Госян отправилась в партбюро объединенной бригады, чтобы как можно подробнее узнать всю подноготную Ху Юйинь, она вдруг сообразила, что чуть не опростоволосилась. Сообразила, уже дойдя до причала: ведь нынешний секретарь партбюро Ли Маньгэн – это тот самый райисполкомовский работник, которого она несколько лет назад безуспешно пыталась соблазнить! С ума сойти! Все уже зашли в лодку, но она вовремя удержалась.

      – Товарищ заведующая, куда это вы направляетесь собственной руководящей персоной? – не без игривости спросил ее Ван Цюшэ, только что вылезший из лодки. Он был моложе Гу Яньшаня, крепко сбит и на сей раз вполне прилично одет. Ли Госян ответила ему ласковой улыбкой и тут вспомнила, что Ван Цюшэ – известный в селе активист, непременный участник всех политических движений. Уж он-то наверняка знает все о Ху Юйинь! Они пошли рядом и вскоре разговорились, будто закадычные друзья после долгой разлуки.

      Глава 4

      Хозяин Висячей башни

      Ван Цюшэ, которого Ли Госян встретила на причале, действительно был примечательной фигурой в селе. По социальному происхождению он числился батраком и стоял даже ниже бедняка, потому что у бедняка есть хоть что-то, а у Ван Цюшэ до освобождения ничего не было – он мог считаться чистым пролетарием, золотом без изъяна. Он не знал ни отца, ни матери, ни времени и места своего рождения, ни того, как оказался в Лотосах. Тем более у него не было ни дедушек, ни бабушек, ни тестя, ни тещи, ни других родственников, то есть история его отличалась редкой чистотой. Ведь простота – это чистота, чистота – это белизна, а белизна – это пустота. Абсолютно чистый всегда предпочтителен: ему легче других подняться в небо или выехать за границу. К сожалению, для профессии летчика Ван Цюшэ не хватало ни здоровья, ни культуры, а для поездок за границу он не годился по причине полного незнания иностранных языков. Во всем этом виновато старое общество, при котором он вырос и воспитывался в сельском храме.

      Когда началась земельная реформа, Ван Цюшэ было двадцать два года, а он уже пять лет бил в гонг в храме. Выполнял он и другие мелкие поручения, особенно связанные с беготней, потому что был довольно ловок и неглуп. Любил смотреть в рот богачам, прислуживать им, льстить. Иногда, конечно, получал и оплеухи, затрещины или пинки, о которых впоследствии очень красноречиво рассказывал на собраниях, обличающих дореволюционную жизнь. Он вспоминал, что ел рис, смоченный слезами, пил отвар из дикорастущих трав, до восемнадцати лет бегал с голым задом; по его голове били, как по «деревянной рыбе», на которой отбивают такт во время буддийских молитв; на его шее сидели, точно на скамейке, и у него не было даже веревки, чтобы повеситься…

      Ван Цюшэ считали «героем земельной реформы». Он любил поговорить, поесть и вполне мог бы