русалка, и в следующее мгновение послышался близкий конский топот.
На пригорок выскочили пять всадников в синих мундирах. За ними еще и еще.
Друзья быстро залегли в прибрежные кусты. Благо трава была высокой и плотной, а густой дым от пальбы затруднял видимость.
Вздымая пыль, лязгая оружием, по тропе проехало примерно сто всадников в полном вооружении. С горящими, озверевшими глазами на закопченных, усталых лицах. Их взъерошенные, мокрые усы топорщились. В помятых, запыленных мундирах, устало подпрыгивая на взмыленных лошадях, всадники никак не походили на театрализованное представление. И было еще что-то неуловимое и необъяснимое, тяжелым молотом стучащее в мозгу, – это настоящие шведские воины.
Пока ехали кавалеристы, ребята вдавились в землю и боялись даже дышать. К счастью, клубы темно-серого дыма, перемешанного с пылью, неплохо маскировали, а шведам не пришла в голову мысль остановиться у воды и утолить жажду. Ошарашенный Андрей, прижавшись правой щекой к земле, с недоумением смотрел на Диму. Пушечная пальба не прекращалась. Мутное утреннее солнце с грустью глядело сквозь дым, словно через разорванную, грязную тряпку.
Когда последний всадник скрылся в облаке пыли и стих стук копыт, Андрей вскочил и бросился к лагерю, откашливая и сплевывая пыль с песком. Дима кинулся за ним.
– Стой! – закричал он вдогонку, но Дорошенко был уже далеко.
Проскочив, на удивление быстро, сиреневую рощу, Дима выскочил на поляну и остановился как вкопанный. Поляна оказалась не та, где вчера разбили лагерь. Стоптанную траву окаймляли более массивные деревья, словно обнявшие друг друга разросшимися, длинными ветками. Но самое главное – отсутствовали следы ночного табора. Ни палаток, ни остатка костра, ни нервничающих экстремалов. Кругом клубился дым, пахло гарью и без остановки, закладывая уши, грохотала канонада.
Сквозь шум орудий, совсем рядом, раздалось надрывное, конское ржание, видимо, бедное животное не выдержало царившего ужаса. Товарищи, словно сговорившись, бросились в сторону и укрылись за толстым, морщинистым стволом поваленного дерева. На поляну выехал отряд шведов. С другой стороны выскочили лихие зеленые мундиры – то были русские.
Послышались выстрелы, крики раненых, лязг сабель, русская и шведская брань. В нос ударил сладковато-приторный запах крови, смешанный с солоноватым духом пота и терпким привкусом пороха. Люди с безумным остервенением рубили друг друга. Кони отчаянно ржали, гарцевали, вставали на дыбы и падали. Мелькали окровавленные шашки и штыки.
Вскоре шведы отступили.
Дым колыхнулся и легко взлетел к потемневшим верхушкам деревьев, открыв чудовищную картину: десятка три убитых, множество раненых, истекающих кровью, несколько убитых лошадей. То тут, то там раздавались жалобные крики умирающих. Гул битвы нарастал. Казалось, гремит повсюду.
Куда бежать?
Опять послышался топот копыт. Ребята пригнулись. В полном молчании, поднимая клубы коричневой пыли, проехал большой отряд русской конницы. Примерно триста человек.
Когда скрылся последний всадник и затих мерный топот копыт,