даже про постановку в московский театральный журнал написала. Да такую, что, прочитав ее, прослезился бы и сам Станиславский.
– Что не отвечал?
Теряюсь от вопроса – подбираю оправдания, чтобы не обидеть. Нет вариантов, поэтому отмалчиваюсь.
– Знаешь? – Она наклоняется ко мне, ее обветренные губы почти касаются моего уха. – Тебе валить отсюда надо, в этом болоте делать нечего, – отстраняется, переходит на деловой тон. – Там для тебя все возможности открыты.
– Спасибо. – Я растерян – и приятно, и понимаю, что на хрен я кому в Москве сдался, да даже дело не в этом… Ленка тоже Москвой грезит. Спектакли она там ставит, конечно, а неделю назад, как с цепи сорвалась, заладила, мол, там все – культура, жизнь, слава, а здесь скукота дремучая и актеры запойные. Отчасти я ее понимаю, все, что можно в нашем городе было достичь, она и так достигла.
– Ты молодой, талантливый, что тебе здесь делать?
Актеры косятся на нас.
Данила разбавляет наше импровизированное уединение.
– Платончик, – с еще большим садизмом коверкает он мое имя, – где свою Елену Иосифовну потерял?
Он чувствует, что нам на него плевать, от этого начинает говорить еще громче. Слов его не разбираем.
– Я подумаю. – От неловкости опускаю глаза, хотя знаю, что тут думать нечего – в своем городе я останусь при любых обстоятельствах.
Видимо, я рожден увечным, с патологической любовью к уходящим на юг поездам, кирпичным домам, покосившимся крышам, уездному тщеславию коллег и мировому простодушию случайных знакомых.
– Ты подумай, подумай.
С фужером томатного сока выходит Ленка. Француз следует за ней, любуясь моей женой со спины. Вроде уже возраст, а все туда же, пялится, как юный школьник на молодую практикантку из педа. Хотя Ленкины бедра в обтягивающем платье – загляденье.
– О, вот где мой муж. – Она обозначает поцелуй в губы. – Ты куда ушел?
– Покурить.
– Ты много куришь.
Вера с недовольным видом отходит в сторону.
– Знакомьтесь. – Ленка стремительной паузой сводит нас с худруком областного театра.
– Александр.
– Платон.
Жмем руки.
– Наслышан, очень приятно.
– Спасибо.
Против Француза ничего не имею, думаю, он тоже. Для него главный враг – моя Ленка… Они худруки конкурирующих театров, приговоренные историей нашего города к вечной борьбе за зрителя – но режиссеры в этом не виноваты, это перешло к ним от их предшественников, а к тем от предыдущих – ныне давно покойников. Сегодня начальство областного и городского театров вдоволь наулыбаются, а завтра разойдутся по кабинетам и будут думать о том, как превзойти друг друга в следующей премьере.
Выходит директриса муниципального театра, кажется, что так и хочет специально попасться мне на глаза. При уличном свете замечаю, что лицо ее заметно обвисло. А я видел Елену Ивановну еще в форме. Особенно помнится, как разгладились все ее морщины, когда она протянула мне документы, где, ссылаясь на трудовой