студентки. Демарко снова посмотрел на часы; стрелки показывали 12:32. Сержант притворил за собой дверь кабинета Хьюстона, запер ее на ключ, снова прикрепил полицейскую ленту, слетел по лестнице вниз и выскочил на улицу. Секретарша кафедры уже сидела в белой «Селике». Заметив бегущего к ней Демарко, она опустила стекло.
Демарко передал ей ключи.
– Я все запер. Мне нужно срочно вернуться в участок.
– А-а, – протянула негритянка. – Тогда ладно.
– Но в кабинет заглядывал какой-то мужчина, – сказал Демарко. – На вид ему шестьдесят один, может, шестьдесят два года. Килограмм девяносто, не меньше. Чем-то напомнил мне Томаса Вулфа.
Секретарша насупила брови:
– Того, что написал «Взгляни на дом свой, ангел»?
– Того самого. Кто бы это мог быть?
– Боюсь, я не знаю, как выглядел Томас Вулф…
Демарко рассмеялся и попытался сбавить темп. Его сердце всегда заходилось бешеным стуком в волнении или спешке. А когда его сердце так колотилось, сержант начинал говорить очень быстро.
– Признаюсь, я тоже. Но представляю себе его именно таким, как этот мужчина. Нескладным и неряшливым. С параноидальным выражением в глазах.
Секретарша кивнула:
– Тогда это, наверное, был профессор Конеску.
– Конеску, – повторил Демарко. – А зачем ему пересекать полицейскую ленту и заходить в кабинет доктора Хьюстона?
– А он это сделал?
– Он явно не думал застать меня внутри.
Секретарша оглянулась на корпус и понизила голос:
– Да он всегда такой. Уж больно любопытный. Сует свой нос куда не следует. Всегда и всюду.
Демарко снова рассмеялся и отступил от машины.
– Приятного аппетита, – пожелал он секретарше.
Та завела двигатель и тронулась с места. Теперь уже Демарко обернулся к Кэмпбелл-Холлу. И посмотрел на второй этаж как раз вовремя, чтобы заметить, как от одного окна отпрянула чья-то тень.
Глава 11
Ступни Томаса Хьюстона были синими, но не черными. Он постарался усесться внутри бетонной сточной трубы как можно выше, упершись ягодицами в одну ее стенку и ступней ноги в другую. Но все равно от тонкой струи воды, журчащей по трубе, его отделяли каких-то четыре дюйма. Рискуя потерять хрупкое равновесие, Хьюстон снял намокшие ботинки и носки и начал поочередно растирать свои голые ступни. Не будь он уверен, что это его собственные ноги, он принял бы их на ощупь за склизкие упаковки замороженного мяса. Наконец мучительное ощущение покалывания исчезло. Переведя дух, Хьюстон продолжил массировать ступни. И делал это до тех пор, пока не смог сгибать пальцы без опасения, что они отвалятся.
Он забрался в эту сливную трубу всего несколько минут назад. Неловко хлюпая ногами по водному потоку, он прошел по ней футов пятнадцать, примерно до середины асфальтированной дороги, бегущей наверху. Судя по его наручным часам, было уже без двадцати двенадцать дня. Хотя точное время и даже дата уже не имели для Хьюстона никакого смысла. Что-то