от которой веяло иллюзией безопасности.
– Постойте! – завопил великий чародей, спрыгивая с зубца. Схватил Честа за плечи и швырнул его к стене.
– Что за… Да что такое?! – Чест сопротивлялся изо всех сил, но Мерлин держал его крепко, не сводя глаз с пульсирующего света.
Это повторилось. Три фигуры.
Повернувшись к Честу, Мерлин прижал руку к его груди, накрыв ладонью герб Пендрагонов – три красные короны на желтой ливрее. Глаза чародея снова обратились к небу; в облаке бесновалась молния, образуя божественный ореол вокруг трех красных корон.
– Боги, – едва слышно шепнул Мерлин. Все знаки указывали на одно.
Чудесное дитя. Исход пророчества. Смерть короля.
Восемь
Кроны деревьев заглушали звуки резни. Крики стихли на ветру, и теперь Нимуэ могла слышать только собственное тяжелое дыхание, мчась по тропам, которые принадлежали ей с рождения. Карта прошлого прокладывала узкую дорогу к выживанию. Она миновала оленью рощу и дуб, в дуплах которого гнездились вьюрки. Краем глаза Нимуэ заметила, как между деревьями мелькнуло что-то темное. И еще одна тень среди валунов.
Волкодавы.
Она бросила сверток на один из дольменов – широкий плоский камень, добрых десять футов в обе стороны. В мирные времена он служил сценой для детских спектаклей, а после – лежанкой для ленивых деревенских собак. Теперь же станет местом последней битвы Нимуэ.
Она еще карабкалась на камень, а жадные пасти уже окружили ее со всех сторон, пятеро рычали у края. Один наполовину запрыгнул на выступ, и Нимуэ ударила его пяткой в морду. Зверь растянулся на земле, но тут же вскочил и снова предпринял попытку забраться на дольмен. Нимуэ попятилась, загнанная в угол.
Позади десять футов отделяли ее от собачьих челюстей. Еще один зверь вскарабкался на плиту и вцепился Нимуэ в ботинок. Она кричала, отчаянно брыкалась, пока волкодав не отцепился, – но в конечном счете это был только вопрос времени.
Глаза Нимуэ блеснули серебром, и она обратила взор на сверток у своих ног. В одном месте мешковина разорвалась, обнажая темное железное навершие с вырезанной на нем руной из четырех кругов с пятым, центральным, пересекающим их, который был инкрустирован серебром.
– Засухе конец! – провозгласил король Утер. Его подбородок был высоко задран, свидетельствуя о славной победе. Слуги внесли бадьи с дождевой водой и поставили в центре пиршественного стола, подле оловянных блюд с жареной курятиной, тушеным кроликом, голубями в беконе, медовыми куропатками и пухлыми фазанами. Настроение в зале стояло праздничное, хотя буря не стихала. Каждый новый раскат грома вызывал вздохи и аплодисменты. Утер стоял во главе стола:
– Это боги улыбаются нам, – хвастался он. Собравшиеся стучали ножами по столу и скандировали имя Утера, повторяя за ним: «Конец засухе!» Один из дворян поднял кувшин с элем:
– За короля!
– За дождь! – закричал кто-то другой, и гости рассмеялись. Усмехнулся и Утер.
– О нет,