и тонкими, а пальцы – узловатыми, подобно веретену, идеально подходящими для лазания.
– Он из клана Лунного Крыла, – прошептала Пим.
Деревенские торопливо понесли раненого Луннокрылого в хижину целителя, а разведчики бросились к Железному Лесу, чтобы рассказать обо всем старейшинам. Вскоре те вышли из леса во главе с Ленор, лица их были до крайности серьезными. Проходя мимо, они едва удостоили Нимуэ и Пим взглядом. Только Люсьен бросил в сторону Нимуэ кривую усмешку, проковыляв к хижине целителя.
Нимуэ и Пим опустились на колени, чтобы заглянуть в окно, в то время как Ленор и старейшины набились в хижину. Луннокрылых редко увидишь, потому что они застенчивы и ведут ночной образ жизни в глубине лесов. Их нога редко ступает на землю, а кожа может принимать цвет коры любого дерева, на которое они влезут, и становиться ей подобной. Древняя вражда, существовавшая между кланами Небесных Людей и Лунного Крыла, делала появление этого мальчика в Дьюденне еще более странным и тревожным.
Когда мальчик говорил, его грудь вздрагивала и голос был слабым:
– Они пришли, когда мы спали… На них были красные одежды… – он закашлялся, и голос зазвучал еще более хрипло.
– Они подожгли леса… заманили нас в ловушку. Многие умерли во сне, задохнувшись в дыму, другие бросились навстречу смерти… Тех, кто добрался до земли, уже ждал Серый Монах, тот, который громко кричит. Он выкосил наше племя… Остальных вздернули на крестах…
Мальчик задохнулся от очередного приступа кашля, и пока Ленор успокаивала его, Густав торопливо готовил припарки.
– Теперь это проблемы не только Юга. Красные Паладины движутся на север, и мы прямо у них на пути, – предупредил Феликс, фермер-старейшина с огромным животом, напоминавшим бочку.
– Никто не должен покидать деревню, пока мы не выясним, сколько их и куда они направляются, – сказала Ленор. Тут же в разговор вмешался Флорентин:
– Но как мы будем торговать без базарного дня?
– Отправим разведчиков, сегодня же. Надеюсь, что это только на время и не займет больше одной луны. Пока же придется обходиться тем, что есть. Придется пустить соседей в поля, делиться. И связаться с другими кланами.
Старейшины продолжали спорить, а Нимуэ тем временем оттащила Пим от окна и направилась к конюшне.
– Ты все еще собираешься ехать? – спросила подруга.
– Само собой.
Ждать – значит сделать ситуацию еще хуже. Нет, следовало ехать сейчас же, немедленно.
– Но твоя мать только что сказала, что нам нельзя в Хоксбридж.
Нимуэ вошла в конюшню, сняла с крючка упряжь и принялась седлать Сумеречную Леди, свою кобылу.
– Я не позволю тебе сесть ни на какой корабль! Я не буду прощаться!
– Пим, – Нимуэ старалась, чтобы голос звучал как можно тверже, но подруга сложила руки на груди:
– Не позволю.
До Хоксбриджа было добрых десять миль езды, через холмы и густой лес. Он был достаточно велик, чтобы артисты и наемники облюбовали его таверны, а по четвергам разворачивался