и ногами и головой, прочно сидящей на плечах.
Осколки эти захрустели у меня под ногами, когда я последовал за ним. В доме пахло горелым.
Мы оказались в гостиной. Вся мебель стояла повернутой к телевизору с огромным экраном, размером в два холодильника.
Гигантская голова ведущей программы «Сегодня» при таком увеличении ужасала. С такими размерами ее веселая улыбка теплотой соперничала с ухмылкой барракуды. А глаза, размером с лимон, маниакально блестели.
Согласно замыслу архитектора, гостиная плавно переходила в кухню, отделенную от нее лишь стойкой для завтрака.
Женщина решила обороняться на кухне. В одной руке она держала телефон, в другой – мясницкий нож.
Харло остановился между гостиной и кухней, пытаясь решить, достанет ли домохозяйке, двадцати с небольшим лет, в изящно скроенной пижаме, духа ударить его ножом.
Выставив перед собой нож, она кричала в телефонную трубку: «Он в доме, он прямо здесь!»
За ее спиной над тостером клубился дымок. Гренок по какой-то причине не выскочил из тостера. С кухни тянуло запахами клубники и сожженной резины. День у хозяйки дома начался очень уж неудачно.
Харло швырнул в меня стул, стоявший у стойки, и побежал к двери на улицу и лестнице на второй этаж.
Увернувшись от стула, я сказал: «Мэм, извините за беспорядок» – и последовал за убийцей Пенни.
За моей спиной женщина закричала: «Стиви, запри свою дверь! Стиви, запри свою дверь!»
К тому времени, когда я добрался до лестницы, начинающейся в просторной прихожей, Харло уже успел преодолеть первый пролет.
Я понял, почему он решил подниматься на второй этаж вместо того, чтобы выбежать из дома. На площадке второго этажа стоял мальчик лет пяти, с круглыми от изумления глазами, в одних трусиках. С плюшевым медвежонком, которого мальчик держал за ногу, он казался таким же беззащитным и уязвимым, как щенок посреди автострады.
Лучшего заложника быть просто не могло.
– Стиви, запри свою дверь!
Бросив синего медвежонка, мальчик рванул к своей спальне. Вычихивая капли хлорированной воды и запах сгоревшего клубничного джема, я поднимался по лестнице в манере Джона Уэйна в фильме «Пески Иво Джимы».
Боялся я куда больше, чем Харло Ландерсон, поскольку мне было что терять, скажем, Сторми Ллевеллин и наше совместное будущее, предсказанное гадалкой. Если бы навстречу вышел хозяин дома с пистолетом в руке, он бы пристрелил меня точно так же, как и Харло.
Наверху с силой хлопнула дверь. Стиви в точности выполнил указание матери.
Если б у Харло Ландерсона был котел с расплавленным свинцом, он бы, в традициях Квазимодо, опорожнил его на меня. Но вместо свинца в меня полетел комод, который, должно быть, стоял в холле второго этажа, напротив лестницы.
Удивленный тем, что проворством и ловкостью я не уступаю обезьяне, в данном случае мокрой обезьяне, я очистил лестницу, вспорхнув на перила. Комод пролетел мимо, дверцы раскрывались и закрывались, словно в него вселилась душа крокодила.
Спрыгнув