за шкирку на улицу.
– Если мы увидим, что ведем себя недостойно, то сами вышвырнем друг друга, – пообещал Майкл.
Моисей кисточкой указал, куда нужно идти.
– Мистер Обри за тем языческим фонтаном, среди роз. И, пожалуйста, не насмехайтесь над его шляпой.
– Его шляпой? – переспросил Майкл.
– Лулана настаивает, чтобы он надевал солнцезащитную шляпу, когда долго работает в саду. Он же лысый, вот она и тревожится, как бы у него не начался рак кожи. Мистер Обри поначалу возненавидел эту шляпу. И только теперь начал понемногу к ней привыкать.
Карсон покачала головой.
– Никогда не думала, что доживу до такого дня, когда у Обри Пику появится босс.
– Лулана – не босс, – возразил Моисей. – Она так сильно любит людей, что им не остается ничего другого, как подчиняться ей.
Кирпичная дорожка пересекала лужайку, огибала языческий фонтан и уходила к розарию.
В центре фонтана находилась скульптурная группа из трех полноразмерных фигур. Пан, с козьими ногами и рогатый, играя на флейте, гнался за двумя обнаженными женщинами (или они гнались за ним) вокруг колонны, увитой виноградной лозой.
– Я, конечно, не знаток антиквариата, – заявил Майкл, – но уверен, что это Лас-Вегас восемнадцатого столетия.
Розовые кусты росли рядами, проходы между ними засыпали гранитной крошкой. В третьем из четырех рядов лежал мешок с удобрениями, распылитель и подносы, на которых располагались садовые инструменты.
Здесь же был и Обри Пику, под соломенной шляпой с такими огромными полями, что белки могли проводить на них кольцевые гонки.
Пока Пику не заметил их и не поднял голову, он напевал какую-то мелодию. Вроде бы «Его свет разгонит любую тьму».
У восьмидесятилетнего Обри было младенческое личико (понятное дело, старчески-младенческое), розовое и пухлое. Даже в глубокой тени противоракового головного убора синие глаза весело поблескивали.
– Из всех знакомых мне копов вас я люблю больше всех, – не стал скрывать свои чувства Обри.
– А других-то ты хоть чуть-чуть любишь? – полюбопытствовала Карсон.
– Из этих мерзавцев – никого. Но никто из остальных и не спас мне жизнь.
– Зачем тебе эта глупая шляпа? – спросил Майкл.
Улыбка Обри превратилась в гримасу.
– Ну что будет, если я умру от рака кожи? Мне восемьдесят лет. Я могу умереть от чего угодно.
– Лулана не хочет, чтобы ты умер до того, как найдешь Иисуса.
Обри вздохнул.
– С этой троицей я спотыкаюсь об Иисуса всякий раз, когда поворачиваюсь.
– Если кто-то и сможет вымолить тебе прощение грехов, – заметила Карсон, – так это Лулана.
По лицу Обри чувствовалось, что сейчас он скажет что-то резкое. Вместо этого он всего лишь вздохнул.
– Раньше у меня никогда не было совести. Теперь появилась. И это куда хуже, чем абсурдная шляпа.
– Почему ты носишь шляпу, если терпеть ее не можешь? – спросил Майкл.
Обри оглянулся на дом.
– Если