яка подумает, что это посвящение слишком уж многословно и его следует сократить. Что ж, на этот раз я с ней не соглашусь.
Юмор – это эмоциональный хаос, вспоминаемый в спокойной обстановке.
Смех сотрясает Вселенную, выворачивает и открывает ее душу.
Почему человек убивает? Чтобы есть. И не только чтобы есть: обычно не обходится без выпивки.
А в итоге, все – гэг.
От безудержного смеха содрогаются небеса.
Забавному лучше в чем-то быть грустным.
До рая подать рукой,
Живем к нему на пути.
До рая подать рукой,
Но до него не дойти.
Открыть заветную дверь,
За нею блеснет луч.
До рая подать рукой,
Вот только утерян ключ.
До рая один только шаг,
Но плата за вход велика…[1]
Глава 1
Мир полон порушенных судеб. Шины, гипс, чудодейственные снадобья и время не могут залечить разбитое сердце, помутившийся разум, загубленную душу.
На тот момент Микки Белсонг выбрала лекарством солнечный свет, благо в Южной Калифорнии в конце августа его хватало с лихвой.
Во вторник, во второй половине дня, надев бикини и густо смазавшись кремом от загара, Микки улеглась в шезлонг на заднем дворике тети Дженевы. Нейлоновая обивка изрядно выгорела. Когда-то зеленая, а теперь цветом напоминавшая блевотину, она провисла под тяжестью Микки. Алюминиевые соединения натужно скрипели, словно шезлонг возрастом мог дать фору двадцативосьмилетней Микки, пусть и чувствовала она себя глубокой старухой.
Ее тетя, которую судьба лишила всего, за исключением чувства юмора, называла дворик исключительно «садом». Ее правоту подтверждал розовый куст.
Участок шириной превосходил глубину, давая возможность поставить передвижной дом[2] длинной стороной к улице. От последней его отделяла не лужайка с деревьями, а навес, затенявший входную дверь. Зато за трейлером полоса травы тянулась от одного края участка до другого, двенадцать футов зелени между задней дверью и изгородью. Трава прекрасно себя чувствовала, потому что тетя Дженева регулярно поливала ее водой из шланга.
А вот розовый куст реагировал на заботливый уход самым извращенным образом. Несмотря на солнце, воду и удобрения, несмотря на регулярную аэрацию корней и периодические опрыскивания научно обоснованными дозами инсектицидов, куст оставался чахлым и увядшим, словно рос в сатанинских садах ада, где его поливали ядом и подкармливали чистой серой.
Лицом к солнцу, закрыв глаза, пытаясь очистить голову от всех мыслей, однако не в силах изгнать бередящие душу воспоминания, Микки поджаривалась уже с полчаса, когда услышала нежный девичий голосок: «Ты самоубийца?»
Повернув голову на голос, она увидела девочку лет девяти или десяти, стоявшую у покосившегося забора из штакетника, который отделял один участок с передвижным домом от соседнего. Солнечный блеск скрывал лицо ребенка.
– Рак кожи убивает, – объяснила девочка.
– Дефицит витамина D тоже.
– Это вряд ли.
– Кости становятся мягкими.
– Рахит. Я знаю. Но витамин D содержится в тунце, яйцах и молочных продуктах. Все лучше, чем ультрафиолетовые лучи.
Вновь закрыв глаза и обратив лицо к пышущим смертью небесам, Микки ответила:
– Знаешь, я и не собираюсь жить вечно.
– Почему?
– Может, ты не заметила, но никто столько не живет.
– А я, возможно, буду.
– Это как же?
– Чуть-чуть инопланетной ДНК.
– Да, конечно. Ты чуть-чуть инопланетянка.
– Еще нет. Сначала мне надо войти с ними в контакт.
Микки вновь открыла глаза и, щурясь, уставилась на фанатку НЛО.
– Мне бы только дотянуть до моего следующего дня рождения, а потом путь открыт. – Девочка двинулась вдоль забора, к тому месту, где один его пролет полностью лег на землю. Перебралась через штакетины и направилась к Микки. – Ты веришь в жизнь после смерти?
– Я не уверена, что верю в жизнь перед смертью, – ответила Микки.
– Я сразу поняла, что ты – самоубийца.
– Я не самоубийца. Просто острю.
Даже по траве девочка шла неуклюже.
– Мы арендуем соседний трейлер. Только что въехали. Меня зовут Лайлани.
Когда