памяти, как шарики из лотерейного барабана.
– Легкий порыв… – повторил Дасти. Брат не ответил, и он снова обратился прямо к нему: – Мне нужна еще помощь, Малыш.
– И волны разносят, – прошептал Скит.
Дасти обернулся, услышав за спиной легкий шум.
Валет вылез из кресла. Пес высунулся из спальни в маленькую прихожую, а за дверью обернулся и застыл там, пристально вглядываясь в помещение. Его уши были прижаты к голове, а хвост запрятан между ног, будто он чего-то напугался.
И волны разносят.
Лотерейных шариков прибавилось.
Маленький белый, как снег, мотылек с тончайшим узором вдоль кромки хрупких белых крылышек сел на повернутую ладонью вверх правую руку Скита. И пока бабочка ползала по его ладони, пальцы не пошевелились, казалось, что он совершенно не чувствовал щекотания от прикосновения насекомого. Его губы были приоткрыты, челюсть отвисла. Дышал Скит настолько неглубоко, что его грудь не вздымалась и не опадала. Глаза снова задвигались, но после того, как этот безмолвный приступ завершился, Скит мог сойти за мертвеца.
– Легкий порыв, – еще раз повторил Дасти, – и волны разносят… Это что-нибудь означает, Малыш?
– Это? Ты попросил, чтобы я сказал тебе, что говорится в правилах.
– И вот это и есть правила? – спросил Дасти.
Глаза Скита задвигались. Прошло несколько секунд. Потом он произнес:
– Ты знаешь правила.
– Давай притворимся, что не знаю.
– Их всего два.
– Два правила?
– Да.
– Не таких простых и ясных, как правила покера?
Скит промолчал.
Хотя это все звучало как совершенная бессмыслица, порожденная хаотическими всплесками из глубин одурманенного наркотиками сознания, у Дасти сложилось странное убеждение в том, что эта странная беседа имела реальное, хотя и скрытое, значение и что она вела к какому-то горькому открытию.
– Скажи мне, сколько всего правил, – сказал он, низко склонившись к лицу брата.
– Ты знаешь, – ответил Скит.
– Давай считать, что не знаю.
– Три.
– А какое третье правило?
– Голубые сосновые иглы.
Легкий порыв. И волны разносят. Голубые сосновые иглы.
Валет, который редко лаял, а рычал еще реже, теперь, стоя в открытой двери и глядя в прихожую, испустил басовитое угрожающее ворчание. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, и это выглядело не менее выразительно, чем у какой-нибудь мультипликационной собаки, столкнувшейся с мультипликационным призраком. Хотя Дасти не мог этого сказать с уверенностью, причиной неудовольствия Валета, похоже, был бедняга Скит.
– Объясни мне эти правила, Скит, – сказал Дасти, подумав примерно с минуту. – Расскажи, что они означают.
– Я – это волны.
– Понятно, – протянул Дасти, хотя на самом деле в этих словах для него было даже меньше смысла, чем если бы Скит словами из песни «Битлз» их психоделического периода заявил: «Я – морж».
– Ты – порыв, – продолжал Скит.
– Ну, конечно, –