обществе санитара, который знал, где на ухе у собаки находится та точка, при поглаживании которой в собачьих глазах появляется блаженное выражение.
– У меня самого была такая же золотая. Славная девочка по имени Сэсси. Она заболела раком, пришлось усыпить ее с месяц тому назад. – На слове «усыпить» его голос заметно дрогнул. – Не мог заставить ее ловить тарелки «фрисби», зато за теннисными мячами она готова была гоняться хоть целый день.
– Он тоже, – сказал Дасти. – Если ему бросить подряд два мяча, он не выпустит первый; принесет оба и выглядит при этом так, словно у него тяжелый случай свинки. Вы возьмете нового щенка?
– Не сразу, – ответил санитар. Это означало, что ему нужно переждать до тех пор, пока боль от потери Сэсси станет не такой острой, как сейчас.
На первом этаже, в комнате отдыха, примыкавшей к вестибюлю, десятка полтора пациентов, сидя за столами по четыре человека, играли в карты. Их разговоры и беззаботный смех, пощелкивание тасующихся карт, сочный звук свингующей трубы, исполнявшей по радио старую мелодию Гленна Миллера, создавали ощущение такого уюта, что можно было принять это общество за компанию друзей, собравшихся в сельском клубе, церковном зале или чьем-то доме, а не сведенных вместе несчастливой судьбой людей с подорванным здоровьем и разрушенной психикой. Это были обеспеченные представители среднего класса, бедняги, которые глотали, нюхали, кололи все подряд: курили крэк, прикладывались к снежку, смотрели амфетаминовые сны, закусывали кактусами… Стенки их вен были изрыты дырками от уколов сильнее, чем головка лучшего швейцарского сыра.
За столом рядом с передней дверью находился пост охранника. Его основная задача состояла в том, чтобы в случае преждевременного отъезда какого-нибудь особо упрямого пациента позвонить членам его семьи или судейским чиновникам, в зависимости от специфики каждого случая.
В эту смену за столом сидел человек лет пятидесяти, в брюках хаки, светло-голубой сорочке, красном галстуке и темно-синей спортивной куртке. Он читал роман. На прицепленной к груди карточке сообщалось, что его зовут Уолли Кларк. Пухлый, с ямочками на щеках, гладко выбритый, испускающий слабый пряный аромат лосьона после бритья, с добрыми голубыми глазами пастора-праведника и приятной улыбкой (но не чересчур приятной, как раз такой, чтобы превратить вермут в не-слишком-сухой-мартини), Уолли был бы мечтой для каждого голливудского режиссера, подбирающего актеров для роли любимого дяди звезды, благородного наставника, просвещенного учителя, уважаемого отца семейства или ангела-хранителя.
– Я был здесь, когда ваш брат остался у нас в прошлый раз, – сказал Уолли Кларк, наклонившись на стуле, чтобы приласкать Валета. – Я не ожидал, что он возвратится сюда. Рассчитывал, что этого не произойдет. Он добрый мальчик.
– Спасибо.
– Он часто приходил сюда поиграть со мною в триктрак. Не волнуйтесь, мистер Родс. Ваш брат – глубокий человек, у него правильные задатки. На сей раз он скоро вылетит отсюда и останется на верном пути.
Ночь снаружи была прохладной и сырой, хотя и не неприятной. Плотные тучи распушились и поредел�