сливали шлак, оставшийся после доменных и мартеновских плавок. Дело привычное. Скорее бы стать взрослым, пойти на завод, зарабатывать деньги. Тогда можно жить как душе угодно, ни на кого не обращая внимания. Родители ни родители: деньги есть – живи не тужи.
Луна между тем поднялась довольно высоко, и ее сияние озарило все вокруг. Серебристая мгла окутала жалкие строения, покосившиеся заборы, чахлые кусты сирени – весь этот убогий нищенский быт придавленных жизнью людей. Лунный свет сделал все вокруг нереальным, призрачным…
Устав от дум, Пантюха уже решил отправиться спать, как залаяла их собака.
Видать, кто-то прошел вдоль забора, решил мальчик и прислушался.
Жук вновь издал лай, но какой-то странный: неуверенный и одновременно злобный.
– Эй, кто там?! – крикнул Пантюха. Никто не отзывался.
Собака вдруг громко и тоскливо завыла, и мороз пробежал по коже мальчика. Он вскочил и бросился к забору. Пусто. На кого же это она?
– Заткнись, Жук! – прикрикнул Пантюха на собаку, однако та продолжала протяжно выть, но вдруг, словно подавившись, смолкла, и тут Пантюха различил: поодаль у хлева кто-то стоит. Он пригляделся: похоже, пацан. Откуда? В детской фигурке присутствовало нечто чрезвычайно знакомое. Пантюха захотел окликнуть пацана, но внезапно понял, кто перед ним. Он замер, не в силах пошевельнуться. Дыхание перехватило, тело словно сковало лютым морозом. Ни крика, ни шепота не способны были издать помертвелые губы.
Фигура у хлева тоже стояла неподвижно и вроде глядела на него. Сколько так продолжалось: пять минут, полчаса, час… Пантюха не знал.
На луну набежали тучки, вдали громыхнуло.
Ступор неожиданно прошел, и Пантюха со всех ног кинулся в дом. Он захлопнул дверь, задвинул щеколду и, привалившись спиной к двери, вновь замер в томительном ожидании. Ничего не происходило. Пантюха поднялся, миновал сени и вошел в кухоньку, решив посмотреть в окно, что происходит во дворе.
С обратной стороны прямо к стеклу прилипло мертвое лицо брата.
Волосы у Пантюхи мгновенно встали дыбом, в голове что-то щелкнуло и взорвалось, колени подогнулись, и он сполз на пол, однако сознания не потерял, продолжал неотрывно глядеть на окно. Мертвец поскребся в стекло. Пантюха отчетливо видел, как рот его открылся, словно пытаясь что-то сказать. Пантюха скорее прочитал по губам, чем услышал слово «Пусти».
Отвернувшись от окна, мальчик на коленях пополз дальше в комнату и забился под топчан, на котором храпел отец. Сознание отключилось, и только два слова непрерывно повторялись в мозгу: «Что делать? Что делать?» Он вдруг вспомнил, что от нечистой силы помогают молитвы, но поскольку не знал ни одной, зашептал: «святой истинный… помилуй нас…»
В оконное стекло осторожно заскреблись, потом тихонько постучали.
Что же делать?! Разбудить мать, отца?.. А может, Ванюшка вовсе и не мертвец? Может, просто заснул, а сейчас очнулся, вылез из гроба и пришел домой? Он вспомнил рассказы о подобных