я в берегах.
Восстань против жизни жестокой, свирепой Иль дома покорно сиди и жди, Не спасут тебя ни ангелы, ни черти. От судьбы не укрыться, куда ни беги. Слушай же музыку, танцуй до упаду, Прикрывайся лохмотьями или нитями жемчугов. Пей сколько влезет, дай страху усладу В этом древнем вертепе для дураков.
Один
Глава 1
Вторник выдался на славу: стоял погожий калифорнийский день, полный солнца и надежд… пока Гарри Лайон во время ленча не застрелил человека.
За завтраком, устроившись за столом у себя на кухне, он съел горячие булочки с лимонным мармеладом, запивая крепким ямайским черным кофе. Щепотка корицы придавала напитку дополнительный пряный аромат.
Из окна кухни открывался вид на зеленый пояс, широкой извилистой дугой обегавший Лос-Габос, привольно раскинувшийся жилищный кооператив в Ирвине. Как председатель кооператива, Гарри особое внимание уделял работе садовников, строго контролируя их, в результате чего деревья, кусты и трава содержались в таком образцовом порядке, словно за ними ухаживали сотни сказочных эльфов, ежедневно подстригавших их маленькими садовыми ножницами.
Ребенком он обожал волшебные сказки. В мире, созданном воображением братьев Гримм и Ганса Христиана Андерсена, весенние холмы всегда бывали покрыты безукоризненной, бархатистой, изумрудного цвета травой. Порядок был во всем. Зло всегда терпело крах, а добродетель торжествовала – хотя и вынуждена была идти к этому торжеству через ужасные страдания. Ханзель и Гретель не погибали в печи у ведьмы, старуха сама сгорала в ней. Не сумев выкрасть королевскую дочь, Румпельштилскин в гневе разрывал себя на части.
В последнем десятилетии двадцатого века, в реальной жизни, королевская дочь так или иначе, но скорее всего досталась бы Румпельштилскину. Он бы пристрастил ее к наркотикам, сделал бы из нее проститутку, конфисковал бы все ее доходы, избивал бы ее ради собственного удовольствия и в конце концов расчленил бы ее на части, сумев избежать при этом наказания со стороны правоохранительных органов, выступив с заявлением, что во всем повинна вопиющая нетерпимость общества к злобным и недоброжелательным троллям, помутившая ему разум.
Допив остатки кофе, Гарри вздохнул. Как и большинство людей, он хотел бы жить в более пристойном доме.
Перед тем как отправиться на работу, он тщательно перемыл всю посуду, насухо вытер ее и убрал в шкафчик. Беспорядок претил ему.
В передней, у зеркала рядом с входной дверью, Гарри остановился, чтобы поправить галстук. Надев темно-синего цвета фланелевую спортивную куртку, проверил, не выпирает ли из-под мышки револьвер в кобуре.
В течение последних шести месяцев в утренние часы пик он старательно избегал ездить по забитым машинами центральным улицам Лагуна-Нигуэль, добираясь до Специализированного центра по пресечению особо опасных криминогенных ситуаций по маршруту, который тщательно продумал и проверил, до минимума сократив время проезда к месту работы. В кабинет он неизменно входил где-то в промежутке между 8.15 и 8.28 утра, и еще не было случая, чтобы он опоздал.
В тот вторник, когда он припарковал свою «Хонду» на скрытой в тени двухэтажного здания автостоянке, было 8.21. Это же время показывали и его наручные часы. Можно с уверенностью утверждать, что часы в кооперативной квартире Гарри, равно как и те, что стояли у него на столе в рабочем кабинете, показывали в этот момент ровно 8.21. Регулярно, два раза в неделю, он сверял время на всех своих часах.
Выйдя из машины и стоя рядом с ней, он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы расслабиться. Воздух, омытый прошедшим ночью дождем, был свеж и чист. Лучи утреннего мартовского солнца окрасили все вокруг в золотисто-персиковые тона.
В соответствии с архитектурными стандартами Лагуна-Нигуэль двухэтажное здание Специализированного центра было выполнено в средиземноморском стиле, с обегавшей его фасад колоннадой. Окруженное со всех сторон клумбами пышных азалий и буйными кружевными зарослями изумрудных кустов здание меньше всего походило на полицейский участок. Некоторые из полицейских, работавших в Центре, считали, что у него был излишне декадентский вид, но Гарри не видел в этом ничего плохого. Сугубо учрежденческое убранство внутренних помещений не имело ничего общего с экстравагантным внешним обликом. Голубые, выложенные виниловой плиткой полы. Серые стены. Отделанные звуконепроницаемыми плитами потолки. Царивший же в здании дух четкой деловитости действовал успокаивающе, настраивая на рабочий ритм.
Даже в столь ранний час в разных направлениях по вестибюлю и коридорам спешили люди, в основном мужчины – крепко сбитые, уверенные в себе полицейские, успешно делающие карьеру. Только некоторые из них были в форме. Кадровую основу Центра составляли сыщики, специализировавшиеся на раскрытии умышленных убийств, и тайные агенты,