мог найти он общий язык с мальчишками, не зная их местного языка?
Как мог он скрыть от их любопытных глаз свое еврейство?
Тем более что эти мальчишки, умудренные «опытом» войны, уже хорошо знают, кто такие «жиды», и даже, наверное, сами видели, как в первые дни оккупации здесь на Колкотовой Балке, на берегу той самой Гапчучки, расстреливали пригнанных из Тирасполя евреев.
Но выхода не было. Чтобы остаться в живых, им, всем троим, и Янкале в особенности, нужно было, как разведчикам-нелегалам, «вживаться» в роль, «внедряться» в местную жизнь, с той только разницей, что разведчиков-нелегалов обычно готовят к этой нелегкой миссии, обеспечивают «легендой», явками, деньгами. С той только разницей, что за разведчиками-нелегалами обычно следят их «кураторы» и, в случае опасности, помогают скрыться.
У них, как мы знаем, не было ничего – ни знаний, ни опыта, ни «легенды».
Все, что им оставалось – это положиться на Господа Бога и жить в постоянном, не оставляющем ни на минуту страхе.
Этот страх и заставил Фаничку отправиться вместе с Янкале в Тирасполь и провести всю эту Пасхальную ночь у ограды церкви в гуще пьяной толпы, способной в своем религиозном экстазе растерзать любого, похожего на еврея человека, виновного, с их точки зрения, в распятии их Иисуса Христа.
От Янкале: Тетя Нина
На следующее утро дяденька, у которого мы ночевали, отвез нас к Шесточенкам.
Мы проехали на санях через все село, остановились у какой-то хаты и вылезли из саней. Дяденька стукнул кнутом по двери. Дверь отворилась, и мы увидели на пороге молодую женщину.
Дяденька поздоровался с ней и сказал: «Нина, я привез вам гостей на Крещенье».
Женщина почему-то обрадовалась: «Ой, спасибо вам, дядьку!» и крикнула кому-то: «Миша, к нам гости!».
Мы зашли в дом.
Тетя Нина приняла нас, как дорогих гостей.
«Раздевайтесь, садитесь за стол. Праздник сегодня у нас – Крещенье. Вот, разговляемся после поста. Муж мой – Миша, – указала она на мужика, сидящего за столом, – и дочки – Любаша и Дидя».
На столе давно не виданная нами еда: горячая мамалыга, брынза, лук, нарезанный ломтиками, соленые огурцы. Тетя Нина накладывает нам на большие тарелки мамалыгу, добавляет брынзу и одновременно ведет разговор с мамой: «Как живет там моя сестра с дочкой? Давно они у нас не были».
«Ваша сестра просила передать вам привет, она собирается к вам весной».
«Цэ добрэ», – вступает в разговор ее муж.
Я потом привыкну к этому мужику и стану называть его «дядя Миша».
Он добрый и, кажется, любит детей, но пока я стараюсь на него не смотреть – у него почему-то весь рот перекошен и глаза навыкате с красными прожилками, непонятно куда-то смотрят…
Дядя Миша достает бутылку самогона, и мутная жидкость булькает в стаканы.
«Миша, что это ты с утра пораньше?» — пытается остановить его тетя Нина.
«Дык,