анализы, пока с момента преступления не прошло много времени, поэтому остаточное присутствие севофлюрана в их организме не было обнаружено.
Несмотря на некоторые одинаковые детали, дела об исчезновении Марты Грегорски и похищении Рори Маккомберса никогда не объединялись.
Но в обоих случаях имелось нечто общее: ни того, ни другого ребенка больше никогда не видели.
Крис Макквин ушел от них осенью, когда Вик перешла в среднюю школу. Первый год с самого начала не заладился. Она получила по всем предметам низкие оценки С, кроме изобразительного искусства. Ее учитель рисования написал в табеле отдельный комментарий – пять торопливо нацарапанных слов: «Виктория одаренная, ей нужно сосредоточиться». Лишь он поставил ей оценку Б.
Вик рисовала на каждом уроке. Маркером «Шарпи» она сделала себе татуировку – чтобы позлить свою мать и впечатлить парней. Она подготовила отчет о прочитанной книге в форме комикса, что позабавило детей, сидевших с ней в задней части класса. Вик получила А+ за работы по выжиганию. «Тафф Бернер» был заменен на «Швинн», с серебристыми и розовыми кисточками на руле. Она не ездила на нем. «Швинн» раздражал ее.
Когда Вик пришла домой после того, как ее оставили в школе, она нашла мать в гостиной на софе. Линда сгорбилась, уперла локти в колени и обхватила голову руками. Она плакала. Слезы стекали с уголков ее покрасневших глаз. Когда мать плакала, она выглядела невзрачной старой женщиной.
– Мама? Что случилось?
– Звонил твой отец. Сегодня вечером он не вернется домой.
– Мам? – спросила Вик, позволив рюкзаку скользнуть вниз с плеча и упасть на пол. – Что это значит? Где он будет ночевать?
– Я не знаю. Не знаю где и почему.
Вик скептически взглянула на нее.
– Как это ты не знаешь почему? – спросила ее Вик. – Он не придет домой из-за тебя. Мам, он не выносит твоего присутствия. Потому что ты пилишь его постоянно, стоишь здесь и бесишь, когда он устал и хочет покоя.
– Я стараюсь как могу. Ты не знаешь, как сильно я стараюсь приспособиться к нему. У меня в холодильнике всегда стоит пиво. Я готовлю ему теплый ужин, когда он поздно приходит домой. Но я не могу быть двадцатичетырехлетней, а именно это ему во мне не нравится. Его последней шлюхе как раз столько лет.
В ее голосе не было гнева. Только усталость, и все.
– Как это понимать – его последней?
– Последней девушке, с которой он спал, – ответила Линда. – Я не знаю, с кем он теперь и почему решил уйти к ней. Я не ставила его в такое положение, где он должен был выбирать между семьей и девушкой на стороне. Не знаю, почему на этот раз все по-другому. Наверное, она лакомый кусочек.
Когда Вик снова заговорила, ее дрожавший голос стал приглушенным.
– Ты снова лжешь. Я ненавижу тебя. Если он покинет дом, я уйду вместе с ним.
– Но, Викки, – сказала ее мать странным истощенным тоном. – Он не возьмет тебя. Папа ушел не только от меня. Он бросил нас.
Вик повернулась и, хлопнув