классом в кинотеатр «Казбеги», находившийся на «перекрестке» трех школ (55-й, 56-й, и 57-й). Облавы обычно устраивались коллективные, так как зрителей кроме школяров почти не было, то просто останавливали просмотр и при включенном свете сортировали зрителей по школам. Единственное спасение было пристроиться к не своей школе.
Среди одноклассников клички я не имел, а вот среди учителей была «Кровопивец». Часть педагогов меня обожала, другая – ненавидела, но ничего поделать не могли. Что делать, учился «хулиган» на отлично (кроме грузинского), исправно защищал честь школы на всевозможных олимпиадах, будь то художественная самодеятельность, математика или черчение.
Ой, сделаю маленькое отступление в связи с художественной самодеятельностью.
Еще в интернате я с одноклассницей Титяевой, где теперь она, должны были читать на праздничном концерте басню «Волк и ягненок». И в день концерта ягненок заболела! Белла Михайловна – русская женщина с еврейской родословной, считавшая, что интернатовская рутина убила в ней кого-то, на тот момент ответственная за концерт с повязкой на руке «дежурная», сообщила мне грудным голосом Раневской:
– Мой маленький, сожалею, но без ягненка – никак!
Нет, это было несправедливо, сцена было единственным светлым мазком на безрадостном полотне интерната. Я не только знал всю басню, но я и внутренне на репетициях проигрывал за обоих.
Какое же было удивление Беллы Михайловны, когда я попросил не снимать номер, мол я буду читать басню сразу за обоих и тут же ей продемонстрировал. Белла Михайловне просто упала со стула от хохота.
Басню на концерте я читал один. Это был триумф! То я рычал за волка, то отскакивая в сторону, вдруг писклявил за ягненка и так всю басню. Все поняли, что это экспромт и хлопали вдвойне. Я был необыкновенно счастлив и естественно понял – я артист!
Придя в новую школу я, конечно, попытался продолжить свою артистическую карьеру, но увы, драм кружка не было. Однако на уроке пения, услышав мой очень низкий для ребенка голос, мне тут же предложили записаться в хор. Конечно, я согласился. Как я писал раньше, моё поступление в музыкальную школу сорвалось по причине банального отсутствия слуха, но этого они не знали, а я не сказал. Обычно, те кто не имеет слуха компенсируют его любовью петь, особенно в компании, еще и закрывая глаза от удовольствия. Я не был исключением и если Бог не дал мне слух, то силой голоса не обделил. Я пел упоенно и не только громче всех, но и быстрее, заканчивая пение обычно на пол куплета раньше всего хора. Когда наш хормейстер понял, что это бедствие для хора, решил исправить свою оплошность – предложил просто открывать рот. Он плохо меня знал, я ушел из хора, а бабушка просто оторопела:
– При таком голосе и не подошел для хора?
Она нашла «мою» песню – «Бухенвальдский набат», минимум мелодии и максимум баса. Неделю мы с ней под проигрыватель, надо же