Захар Прилепин

Обитель


Скачать книгу

на посту внизу:

      – Кого ищешь?

      Сопровождавший Артёма красноармеец сидел тут же, трепался о чём-то со старшим поста.

      – Его, – указал Артём.

      – Чего тебе? – спросил красноармеец.

      – Меня отпустили назад в лазарет, – сказал Артём.

      – И чего мне? Донесть тебя? – спросил красноармеец, пихнув старшего поста: посмотри на чудака.

      Оба зареготали, показывая тёмные рты с чёрными зубами.

      – Компас не дать тебе? – крикнул постовой вслед, и зареготали снова.

      “Из морячков”, – предположил Артём равнодушно, словно чуть подмороженный.

      На улице стояло вечернее соловецкое солнце, пронизывая лучами тучи. Лучи мягко и скользко шли по-над кремлёвскими стенами, и всё в воздухе казалось подслащённым.

      По пути в лазарет Артём размышлял обо всём одновременно, словно избегая думать о самом главном, – но эти попытки были тщетными.

      “…Солнце так светит… – вспомнил и передразнил Афанасьева, – только на санках кататься по такому закату…”

      “…Боится, что заложу его… – без улыбки смеялся над Афанасьевым. – Три рубля дал! Хитрый рыжий сволочуга…”

      Но зла на ленинградского поэта всё равно не было. Вспомнил про владычку Иоанна с мешком, в котором лежала посылка, и подумал: “…Сейчас немедленно всё сожру… удушусь, а съем – всё равно в роту идти… Может, оставят переночевать в лазарете?.. Пасть доктору Али в ноги?.. Нет, не выйдет…”

      И дальше думал: “Как же люди могут полюбить Бога, если он один знает всё про твою подлость, твоё воровство, твой грех? Мы же всех ненавидим, кто знает о нас дурное? Я эту суку Галину ненавижу. Она знает, что меня можно прижать. Она меня прижала! Что делать теперь?”

      Потом немного путано думал о Бурцеве, о Ксиве, ещё о Жабре – и, вспомнив, какой Жабра стал жалкий, глупый со своей зашитой рыбьей мордой, засмеялся вслух.

      От своего собственного смеха стало противно – эта ненужная и невозможная теперь улыбка на лице заставила вернуться к тому, что нужно было понять: “Они же сделают меня стукачом. Или угробят в роте. Как мне выкрутиться? Как? Может быть, снова всё обойдётся?”

      И сам себе ответил: “А вот нынче вечером тебя блатные порежут на куски – и обойдётся…”

      Слабый человеческий рассудок подкинул Артёму решение: вернуться к Галине, подписать всё и попросить немедленно перевести его в другую роту.

      Одной частью сознания Артём уговаривал себя, что это стыдно, что он так не поступит, потому что не стукач и потому что не хочет никого ни о чём просить, тем более эту тварь… но одновременно он понимал, что не идёт назад в ИСО по совсем другой причине.

      И он проговорил себе вслух, что это за причина: “Она не переведёт тебя никуда, идиот! На кого ты будешь стучать в новой роте, где ты никого не знаешь? И с чего ей тебя переводить? С того, что ты струсил? Больше им заняться нечем, как переводить всех напуганных с места на место?..”

      “Что значит струсил? – остервенело ругался Артём сам с собою. – Меня угробят сегодня или завтра! Проткнут! Как мне это принять? С открытым, чёрт, сердцем? Я что, бык на заклание?”

      В