медленно повернулся к нему, сглотнул и коротко кивнул.
– Ну и как она? Ты уже пробовал?
И снова Гаррику стало страшно. Он отчаянно замотал головой, словно искал, куда бы ему убежать.
В коридоре за дверью послышались шаги. Шон бросился к своей кровати, схватил ночную рубашку, через голову натянул ее на себя и юркнул под легкое одеяло. Когда Уайт Кортни вошел в комнату, Гаррик продолжал стоять возле корзинки с бельем.
– Ты чего это, Гаррик, почему не ложишься?
Гаррик торопливо запрыгал в сторону кровати, а Уайт посмотрел на Шона. Шон сразу заулыбался всей своей обаятельной мордашкой. Лицо Уайта подобрело, и он улыбнулся в ответ:
– Приятно видеть тебя снова дома, мальчик мой.
Долго сердиться на Шона было невозможно.
Отец протянул руку и коснулся его густых черных волос.
– И когда погасят лампы, чтобы никаких разговоров здесь я не слышал, понятно?
Он нежно потрепал Шона по волосам, сам смущенный силой охватившего его чувства к сыну.
8
Когда на следующее утро Уайт Кортни вернулся домой к завтраку, солнце уже стояло высоко. Конюх принял у него лошадь и повел ее в загон. Уайт остался стоять перед сараем для сбруи, неспешно озираясь. Взглядом рачительного хозяина он обвел опрятные белые столбики загона, чисто выметенный двор, а затем и дом, полный изящной мебели. Быть богатым – чувство приятное, особенно когда знаешь не понаслышке, что такое бедность. Пятнадцать тысяч акров превосходных лугов и пастбищ; крупного рогатого скота столько, сколько позволяет прокормить земля; золото в банке. Уайт улыбнулся и зашагал через двор.
До его слуха донесся голос Ады, которая напевала в сыроварне:
Вот скачет хозяин,
Сядь, сядь поскорей,
Сядь, сядь поскорей,
Тра-ля-ля-ля-ля.
В Кейптауне девчонки
Кричат все сильней:
Целуй же скорей,
Целуй же скорей,
Тра-ля-ля-ля-ля…
Слушая ее чистый, необыкновенно милый голос, Уайт улыбнулся еще шире: приятно быть богатым, да еще вдобавок влюбленным. Он остановился возле двери в сыроварню. Благодаря толстым каменным стенам и плотной соломенной крыше здесь была сумеречная прохлада. Ада стояла спиной к двери и слегка пританцовывала в такт песне и вращению маслобойки. Уайт с минутку смотрел на нее, потом подошел и обнял за талию.
Она вздрогнула, повернулась к нему, и он поцеловал ее в губы:
– Доброе утро, моя красавица.
Она расслабленно прильнула к его груди:
– Доброе утро, сэр.
– Что у нас на завтрак?
– Ах, за какого романтичного дурачка я вышла замуж! – с ласковой улыбкой вздохнула она. – Ну пойдем, сам увидишь.
Ада сняла фартук, повесила его за дверью и, поправив прическу, протянула ему руку. Вот так, держась за руки, они прошли через двор на кухню. Уайт громко потянул носом:
– Пахнет заманчиво. А где мальчики?
Повар Джозеф понимал по-английски, хотя и не говорил на этом языке. Он поднял