чем дольше проводила она времени в старой башне, тем большим доверием проникался Ноам. Он принялся учить ее греческому и латыни, без каковых невозможно было чтение книг. Эржбета схватывала быстро, и Ноам единственный из учителей не пенял на скудость женского ума.
– Небесное властно над всем земным. Над судьбою ли народов, над человеческою ли жизнью, над разумом и телом, – Ноам разворачивал свиток, закрепляя его по углам. И Эржбета жадно разглядывала знакомый уже рисунок, выискивая новые детали. – Вот тело человеческое, каковое состоит из четырех видов жидкостей. И ежели жидкости оные пребывают в равновесии, то человек здоров. Однако же пребывая в движенье, светила небесные вызывают смущения жидкостей. Так растущая луна способствует разлитию черной желчи у тех, кто рожден под знаками Воды, отчего приключается меланхолия и разум…
Эржбета запоминала.
Эта наука, разложенная на таблицы и линии, вычерченная в сложнейшей вязи гороскопов и намертво приколоченная буквами к листам пергамента, разительно отличалась от теткиной. И Эржбета, сколько ни думала, не могла понять, кто же из них прав: тетушка Клара или Ноам?
А если оба, то как такое возможно?
И время шло, наполняясь событиями и раздумьями.
Пролетела весна, стремительная, как водный поток. Растянулось душное лето, полное пыли и дыма. Оно сменилось осенью, и небо затянули тучи. Потоки воды смысли со скал остатки зелени, и сизые их бока теперь блестели, словно смазанные воском.
С первым снегом Ноам заболел. Он начал кашлять, долго и мучительно. И кашель этот, засевший глубоко внутри, не поддавался лечению. Не помогли ни скрупулезно составленный гороскоп, ни мазь на бобровом жиру, смешанная с кровью черного петушка. Бесполезными оказались и горячие лепешки из красной глины, замешанной на конской моче.
Болезнь подтачивала Ноама изнутри. И вскорости он ослаб настолько, что перестал выходить из своей комнатушки. Дорта по Эржбетиному приказу каждый день навещала старика, убиралась и разжигала в камине огонь. Однако скудное его тепло просачивалось сквозь щели в крыше и окнах, улетая в безбрежную ночь. И Ноам мерз.
Эржбета подарила ему пуховое одеяло, а он отдал книгу в переплете черной кожи.
– Спрячь, – велел Ноам. – Хорошенько спрячь…
Книга была тяжела. Углы ее поистерлись, а страницы разбухли, словно старческие кости. Широкие ремни перетягивали ее, запирая знание от глаз недостойных. Ярко блестели крохотные замки и ключ от них, переданный Ноамом.
– Ты скоро умрешь, – сказала Эржбета, когда вернулась, припрятав подарок на дне сундука. – Ты отдал мне книгу, потому что знаешь, что скоро умрешь.
– Ты всегда была умной, – в его простуженном голосе явственно прорывались легочные хрипы. – Ваш бог говорит, что женщина – это Дьявол. И все, что в ней есть, от Дьявола. Если так, то он дал тебе много. Ты красива. Ты умна.
Закашлялся, орошая кровью и одеяло, и грязную рубаху. Эржбета поднялась и смешала в чаше