до того разволновался от собственных высказываний, что того гляди начнут дрожать руки, появилось даже мальчишеское желание демонстративно смахнуть рукой со стола фрукты и другие заморские кушанья, хоть таким способом передать презрение к этим двоим. Он готов был обвинять дальше, да…
Привставая и поворачиваясь, браконьер рукой цепко обхватил Петровича, сидящего рядом, за отворот штормовки возле горла.
– Ах, ты вшиварь!
Ударить толком малому не сподручно – трудно размахнуться. Да, похоже, он не столько хотел наказать обвинителя, как решил слегка развлечься, – из глаз не лился ледяной холод, появившаяся на губах усмешка не от злости. Но когда Петрович стал отталкивать схватившую его руку, то кулак противника сжался мощнее, ворот штормовки перехватил горло, трудно стало дышать. Петрович продолжал презирать этих господ промысловиков, а насилие всколыхнуло в его душе такое возмущение! О своих поступках, и к чему они могут привести, уже не думал. Изловчившись, он ударил малого кулаком в челюсть, причем стремился ударить сильнее.
Такое активное сопротивление, тем более удар в челюсть оказались для малого полной неожиданностью, ослабил хватку, и Петровичу удалось от захвата освободиться. Он сидел на краю лавки, сразу поднявшись, из-за стола поспешно выбрался, отступил на шаг.
Малый не кинулся следом в ту же секунду, в его взгляде даже недоумение, потрогал пальцами подбородок, будто проверял его целостность.
– Ах, ты, морда!
Вот на этот раз в его голосе была неприкрытая злоба, и физиономия лица разительно изменилась, ребенка недолго напугать до смерти. Поднимался на ноги малый медленно, теперь принизывая пятящегося к двери Петровича ледяным взглядом. Ему наверняка не привыкать пускать в ход кулаки, в поселке с ним считались, даже боялись, и вдруг какой-то «вшивый» научный сотрудник осмелился поднять на него руку.
Поняв, что избу лучше немедленно покинуть, сообразив при этом, что нужно взять двустволку, Петрович устремился к стене, где дверь. Сорвав с гвоздя двустволку, он обернулся.
Малый вдруг схватил остававшуюся на столе бутылку и швырнул, как гранату.
Уклоняясь от летевшей бутылки, Петрович непроизвольно вскинул стволы двустволки и… Он сам не мог понять, как нечаянно нажал указательным пальцем на спусковой крючок ружья. Грохот выстрела в тесном помещении оглушил. Возвращаясь с охоты, Петрович имел привычку ружье разряжать. В этот раз он отвлекся, подойдя к избе, увидев мотоцикл, поняв, что придется общаться с людьми посторонними, вынуть патроны забыл. Недопустимо направлять оружие на человека, он это помнил, и незаряженное ружьё раз в год стреляет, так говорят. К счастью, он не убил малого, дробь впилась в потолок. Угар бездымного пороха полез в нос, волнами поплыла сбитая с потолка пыль.
Малый несколько секунд не двигался, слегка растерявшись, хлопал глазами. Но вот к нему вернулась решимость, стал наощупь шарить по столу рукой, стараясь