откровенно, Броуд хотел. И гораздо сильнее, чем требовало благоразумие. Приложив усилие, он заставил себя выдавить:
– Лучше не стоит. Я ведь если глотну, уже не остановлюсь.
– В Стирии, помнится, ты не был таким скромным, – заметил Сарлби, запрокидывая фляжку.
– Стараюсь не повторять своих ошибок.
– А я вот только этим и занимаюсь, черт меня подери! Как тебе Вальбек?
– Ну так… вроде ничего.
– Гребаный отстойник. Гребаная мясорубка. Гребаная дыра – вот что это такое!
– Да уж. – Броуд надул щеки. – И правда дыра.
– Все это хорошо для богатеев, там, на вершине холма, а что получаем мы? Мы, которые воевали за свою страну! Сточные канавы. По три семьи на одну комнату. Улицы завалены дерьмом. Сильные жрут слабых. А ведь было время, когда народ старался поступать по справедливости!
– Это когда это?
Но Сарлби его не слушал.
– Теперь человека ценят только по тому, сколько он сможет горбатиться. Мы для них – просто шелуха; выскребли и выбросили! Винтики в большой машине! Но есть, есть такие люди, кто пытается сделать как лучше…
Броуд поднял бровь:
– Сколько я знаю, те, кто много болтают о том, чтобы сделать как лучше, в результате делают только еще хуже, чем было.
Это Сарлби тоже оставил без внимания. У него всегда был талант не слышать того, чего он не хотел слышать. Может быть, все люди такие.
– Знаешь, кто такие ломатели? – спросил он, наклонившись к Броуду, словно чтобы поделиться секретом.
– Это какие-то бандиты, верно? Ломают машины, сжигают фабрики. Говорят, они все изменники.
– Так говорят только гребаные инквизиторы. – Сарлби сплюнул на припорошенную опилками землю. Плеваться он тоже всегда был мастер. – Ломатели собираются все изменить! Они не просто ломают машины, Броуд, – они разбивают цепи! Твои и мои.
– На мне никаких цепей нет.
– Это мне говорит человек, живущий в подвале на Тележной улице! Речь не о том, что у тебя цепи на руках или ногах, Броуд. Я говорю о цепях, которые сковывают твой рассудок. Сковывают твое будущее! Будущее твоих детей! Все наши хозяева будут низложены – все те, кто жирел на нашем поту и наших страданиях. Все эти лорды и леди, короли и принцы. – Глаза Сарлби возбужденно поблескивали при виде приближающегося в его воображении светлого будущего. – Больше никаких богатых старых ублюдков, говорящих нам, как мы будем жить! Каждый сможет сам решать, как им будут управлять. Каждый будет иметь право голоса!
– А короля, что же, больше не будет?
– Каждый сам будет королем!
Были времена, когда Броуд назвал бы такие речи изменой, но его патриотические чувства за последнюю пару лет получили серьезную трепку. Теперь это казалось ему просто бесплодными мечтаниями.
– Не уверен, что во мне достаточно материала на короля, – пробормотал он. – Я не хочу неприятностей, Сарлби. У меня их и так по горло.
– Есть люди, рожденные для неприятностей, Бык! Ты всегда смотрелся лучше со стиснутыми кулаками.
Броуд скривился:
– Для