больного в постели, побольше поить и давать только лёгкую пищу, а лучше молоко. По его совету мы окуривали комнаты чёрным дёгтем, жевали ирный корень… Думаю, это помогло, ведь почти никто из наших не заболел… кроме самого папы. Мама пережила его всего на полгода…
«И то эти полгода она прожила как тень, – подумала я. – Ничего её уже не интересовало. Даже я».
– К вам приходил кто-нибудь незадолго до смерти мистера Гордона?
– Мало кто. Папин нотариус, например. Но он точно не стал бы вести беседы о магии. Из всех разновидностей волшебства его интересовала разве что магия денег, – усмехнулась я.
– Доктор Джонс заходил, конечно же. В тот год мы не очень-то соблюдали правила вежливости насчёт визитов. Все боялись заразиться. Был ещё кто-то… – я наморщила лоб в усилии вспомнить.
– Не спеши, Элизабет.
Иннелин взял меня за руку. Его тёмные глаза смотрели прямо в мои, притягивали, завораживали.
– Ты всё вспомнишь… Тебе восемь лет, тебя не слишком интересуют дела и разговоры взрослых… Что ты видишь?
– Я сижу на кушетке в коридоре. Меня никто не замечает, все заняты. Когда папа заболел, он запретил нам входить к нему в комнату. Я по нему скучаю, поэтому подбираюсь ближе и прислушиваюсь, что он там делает. Иногда он вслух комментирует прочитанное, иногда – очень редко – у него бывают посетители. Вот опять кто-то идёт… Какая-то леди…
– Женщина? Ты уверена? – насторожился Иннелин.
– Я помню её платье. Юбки прошелестели мимо меня – скользкий, шуршащий шёлк. Это кто-то из папиных знакомых. Она здоровается, он называет её по имени… да, их разговор касается магии… и книг. Она говорит: «Я надеюсь, мы скоро это уладим». Это была миссис Скорп! – вздрогнула я, словно очнувшись.
– Ты уверена?
– Она была в шёлковом платье. Больше никто из наших дам не носит шёлковых платьев для визитов – это непрактично. А миссис Скорп любила шёлк. Наши горничные болтали, что у неё даже ночные рубашки шёлковые, что уж совсем неподобающе для леди! Выпалив это, я тут же смутилась. Боже, что я несу! Это всё альвийское чародейство, однозначно.
– Как опасно, оказывается, иметь горничных, – пробормотал Иннелин. – А ещё что-нибудь помнишь?
– Да, отец назвал её «мисс Эвелин». Но важно не это, – мне вдруг стало жутко, ночная темнота, чётко очерченная кругом лампы, показалась настороженной и опасной. – Миссис Эвелин Скорп умерла два года назад.
Глава 7
– Жизнь – это бесценный дар Господа… – произнёс преподобный мистер Брандт, глава нашего прихода.
На похороны Пенни пришли многие, девушку в городе любили. Пока священник произносил положенные слова, мы стояли, подавленные, под мелко моросящим дождём. Начало октября запомнилось мне сплошной синевой и золотом, но со вчерашнего дня небо затянуло хмарью, и ветер бесцельно гонял по нему серые клочья облаков. Будто даже солнце в своей печали отвернулось от нас. Мы стояли тихо, только негромко причитала мать Пенни,