у всех у вас?
Вера Ивановна покачала головой:
– Так не будет.
– Я тоже думаю, что не будет. Если казнь назначена, то она обязательно состоится.
– Не передергивайте, Алексей Ильич. Покамест назначен только суд.
– Который будет простой формальностью. Понятно же, к чему меня приговорят. Вера Ивановна, я был, конечно, ошарашен, когда меня арестовали, но, черт возьми, улики такие убедительные, что я даже начал сам себя подозревать, хотя точно знаю, что ничего подобного не делал.
– Нет?
– Нет, Вера Ивановна.
Она пожала плечами:
– Предупреждаю, что ложь адвокату всегда обходится очень дорого.
– Я не лгу.
– Ладно, тогда я первая подам пример честности. Дело в том, что много лет назад моего мужа убил маньяк.
– Соболезную.
– Спасибо. Просто вы должны знать: я глубоко и непоколебимо убеждена, что никакого другого наказания, кроме смертной казни, для таких чудовищ быть не может. Так что еще раз предлагаю вам взять другого адвоката.
Еремеев нахмурился.
– У вас есть реальный шанс сохранить жизнь, – продолжала Вера Ивановна, – если вы напишете чистосердечное признание во всех убийствах, которые совершили. Дело вернут на доследование, вы будете сотрудничать, покажете, где находятся тела, плюс ваши боевые заслуги… Шанс есть, Алексей Ильич.
– Да ну, бред какой-то! Если бы я и захотел рискнуть и оговорить себя, то все равно не знаю, где тела, так что мне нечего предложить следствию, кроме слез и соплей, а это, сами знаете, товар не слишком ценный.
– То есть мы будем строить линию защиты на том, что вы невиновны?
– Именно.
– Тогда дайте мне хоть что-нибудь. Хоть какую-нибудь зацепку.
Еремеев развел руками:
– Я же вам говорю, ничего нет.
– Алиби?
– Что вы, откуда? Я человек одинокий, с соседями общаюсь постольку-поскольку. После работы нигде не бываю, рано ложусь спать. Да и, насколько я понял, тела обнаруживали не сразу, когда уже трудно определить точное время смерти. Вот с фляжкой только если… Да и то!
Он коротко хмыкнул.
– Что?
– Да чертовщина какая-то! Если я потерял ее, пока убивал того несчастного парня, то с июля как минимум у меня не должно было ее быть, верно?
Вера Ивановна кивнула.
– Однако я помню, как пользовался ею в сентябре.
Она поморщилась. Слабенько. Свидетелей этому нет, но даже если они каким-то образом найдутся, гособвинитель тут же сотрет их в порошок. «Вы точно видели у подсудимого указанную фляжку после июля прошлого года? Чем можете подтвердить? Почему решили, что это именно она, а не точно такая же? Вы просто путаете или даете заведомо ложные показания, чтобы выгородить вашего приятеля?»
– Был момент, когда я решил, что сошел с ума, – сказал Еремеев, – все-таки башкой тогда сильно приложился. Боялся, а вдруг реально раздвоение личности началось или что похуже? Но специалисты в психушке сказали, что я нормальный.