мазутом буксы паровоза и тендера. Потом на ходу следить, чтобы уголь сыпался в яму стокера.
На остановках кочегару следовало набирать воду в тендер и помогать помощнику машиниста чистить топку. А после рейса приходилось надраивать ветошью паровоз – котел и тендер – а это не меньше сотни квадратных метров поверхности!
В жару протирать горячий котел паровоза оказывалось занятием не самым приятным и увлекательным. Но уже близился финал поездки, и пережить эту продолжительную и однообразную работу помогало ощущение скорого окончания смены и приближение свободы почти на двое суток.
Первый шаг в карьере
Примерно через месяц нам предложили повысить квалификацию – сдавать экзамены на помощника машиниста паровоза. Для нас этот экзамен оказался довольно простым. Ведь нам следовало выучить только устройство паровоза, а все премудрости сигнализации и тормозов мы знали и помнили их еще по техникуму.
Самое трудное и специфически паровозное в паровозе – это кривошипно-шатунный механизм. Это паровая машина и все ее рычаги, суетливо мотающиеся при движении. Этот механизм мне и достался на экзамене. Я ответил все, что знал, а комиссия решила – молодец, – все, что нужно, знает и присвоили права помощника машиниста.
После этого «повышения квалификации» меня поставили работать на паровоз – «нефтянку». Но это уже был паровоз «с историей», то есть не новая магистральная «Лебедянка», а «СО – 17» – «Серго Орджоникидзе» – машина послевоенного выпуска.
Этот паровоз работал на маневрах и других похожих работах, а нам предстояло набираться опыта как помощникам машиниста.
На паровозе – нефтянке вместо угля в топку впрыскивается мазут. Моей задачей становилось поддержание давления пара в котле, посредством своевременного открывания и закрывания подачи мазута в топку.
Если сравнить мои функции с автомашиной, то я был «карбюратором» паровоза, а машинист только «нажимал на педаль газа», то есть открывал регулятор подачи пара.
Для меня самым ответственным моментом оказалось отслеживание момента выключения машинистом этой самой подачи пара. То есть мгновения «сброса газа».
Если я пропускал это действие, а поначалу такое бывало часто, то из трубы вылезал громадный столб чернущего дыма. Иногда он бывал таким густым и обильным, что окрестные хозяйки, развешивающие белье для сушки, махали на меня руками и кричали разные пожелания.
Если бы хоть одно из них исполнилось, то я бы, наверное, не дожил до седых волос и не писал бы эти строки. Кстати, упомянутые хозяйки с бельем, как части пейзажа, позволяют понять по каким захолустным путям мы ездили.
Иногда над трубой поднимался такой густой дымище, что становилось понятным выражение – «коптить небо». Причины же моей невнимательности объяснялись тем, что я постоянно раздумывал, как рычаг регулятора подачи пара связать с краном форсунки. Правда, тогда мои услуги