расконсервировать, – махнул он в сторону стеллажей с дронами.
– Заканчиваю, – пропыхтел Колька изнутри. – Так-то да, успокоил. До Рейбовского начальства, точно нам не дотянуть. И то хорошо. Пойдем, пока Юрка сам не сюда не приперся.
Филипп взглянул на пол, попытался затереть ногой пятна смазки, но заметив, что их слишком много, осторожно единственным чистым пальцем потыкал в браслет и вызвал уборщика. Тот тут же перевалился через порог, будто специально ждал за углом приглашения. Пилот присел, нажал кнопку увлажнителя и подставил руки под струю холодного пара. С другой стороны пристроился Колька. Взглянув на его чумазое лицо, Филипп вспомнил эпизод из какого-то старого фильма, где зимней ночью люди сидели, протягивая руки к костру, чтобы согреться. Наверно это неприятно, мерзнуть-то, но почему-то очень захотелось вот так же в метель погреться у огня.
– Хотел бы так у костерка посидеть?
– Неа, – буркнул Колька. – Насиделся уже.
Филипп удивленно взглянул на него и недоверчиво хмыкнул. Вот ведь фантазер! Но тут же заметил, что обычного воодушевления на Колькиной физиономии нет. Может и правда довелось ему? Когда? Мальчишка ведь совсем. Сморщившись, Колька нервно размазывал грязь по ладоням и продолжать тему явно не собирался. Воспоминания, видимо, были не из приятных.
Филипп вздохнул и поднялся. Посмотрелся в тонированное стекло кабины. Тоже чумазый. Попробовал стереть темные полосы на щеке, но только размазал из в пятно. Надо бы в порядок себя привести. Да, от гламурного красавца, любимца женщин и детей, похоже, и не осталось уже ничего. Хотя, почему ничего? Филипп приосанился и улыбнулся своей профессиональной улыбкой. Нет, это осталось в прошлом, это для репортеров, а здесь незачем. Почему-то в отсутствие камер, он начал ощущать себя даже большим киногероем, чем тот юнец, постоянно мелькающий в новостях. Здесь во всем есть смысл, все по-настоящему. А ведь прежде даже замерзнуть за всю жизнь ни разу не довелось. Из родительских апартаментов выбирался только на соревнования в районе полюсов. Там холодно, но выходил из скутера уже в скафандре. А в подпольных гонках на нижних уровнях скафандры требовались еще серьезнее.
В дальнем углу ангара тускло поблескивали стопки антигравов. Как всегда, ноги сами понесли его туда. Тщательно вытерев влажные руки о комбинезон, он положил обе ладони на верхний диск. Знакомое ощущение недостаточно холодной для металла поверхности одновременно успокаивало и будоражило. Не хватало только едва уловимой вибрации. Но скоро. Скоро! Как раньше.
Перед глазами промелькнули клубы желтоватого смога, сквозь которые едва пробивались лучи нашлемных прожекторов. Внезапно выпрыгивающие из мглы балки перекрытий и паутины спутанных проводов, от которых приходилось уворачиваться на безумных скоростях. Как глупо. Именно там, когда луч внезапно выхватил из мутной тьмы тело Леона, раскачивающееся на пронзившем его штыре ржавой арматуры, впервые возникло осознание того, что это не игра. Леон всегда был врагом. Вернее чуть ли не единственным конкурентом Филиппа в борьбе за чемпионские титулы. И он знал, чего это стоило. Каких усилий. И не только физических. Знаний тоже. Да