систему ценностей: мы знаем принципы и ценности, скажем, Просвещения, но не наши. Во всяком случае, не можем выразить их столь же ясно и доходчиво. Так, если наш сын у нас спрашивает, куда мы идем, мы отвечаем уклончиво, скрывая свое незнание [ «Подумай сам» – еще не худший ответ: из него проистекает срочная необходимость написать эту книгу, но и вероятность того, что это все-таки буду не я].
ДРУГОЙ СТРАХ ГЛАСИТ: уверены ли мы, что технологическая революция, безликая и слепая, не приведет к неконтролируемой метаморфозе человечества? Мы выбрали себе орудия, они нам нравятся: но озаботился ли кто-нибудь предварительно просчитать, как их использование отразится на нашем способе бытия в мире, возможно, на нашем разуме, в крайнем случае – на наших понятиях о добре и зле? Стоит ли какой-то общечеловеческий проект за разными Гейтсами, Джобсами, Безосами, Цукербергами, Бринами, Пейджами, или их блестящие идеи и деловая хватка невольно, даже, скажем так, наобум, приводят к созданию какого-то нового человечества?
А ВОТ ЕЩЕ ОДИН, И ОН ОСОБЕННО МНЕ ПО НРАВУ: мы создаем блистательную, даже приятную во всех отношениях цивилизацию, но будет ли она в силах сдержать приливную волну реальности? Это – цивилизация-праздник, но в мире, в Истории немного праздничных дней: если мы разрушим нашу способность терпеть, трудиться, медленно продвигаться вперед, не приведет ли это к тому, что будущие поколения окажутся беспомощными перед превратностями судьбы или даже перед насилием, в любой судьбе неизбежным? Облегчая себе жизнь, начинаешь думать – не теряем ли мы силу мышц, необходимую для рукопашной схватки с реальностью: отсюда стремление затушевывать ее, эту реальность, избегать ее, заменять облегченными о ней представлениями, призванными адаптировать ее содержание, приспособить его к нашим девайсам и к типу сознания, подчиненного их логике. Уверены ли мы в том, что такая тактика не самоубийственна?
ВОТ ЕЩЕ ОДИН СТРАХ, НЕ ТАКОЙ ГРОЗЯЩИЙ, более смутный, который я могу выразить только в общих словах: с каждым днем человечество теряет какую-то частицу человечности, предпочитая искусственные построения, более зрелищные и менее бренные. Где только можно, в выборе решения или мнения люди опираются на машину, алгоритм, статистику, ряд. Результатом является мир, в котором все меньше видна рука гончара, если прибегнуть к излюбленному выражению Вальтера Беньямина: он, этот мир, кажется скорее сошедшим с конвейера, чем сотворенным рукою мастера. Таким ли мы хотим видеть мир? Выверенным, отшлифованным, холодным?
НЕ ГОВОРЯ УЖЕ О КОШМАРЕ СКОЛЬЖЕНИЯ ПО ПОВЕРХНОСТИ: вот что убийственно. Это упорное подозрение, что при восприятии мира через новые технологии теряется часть реальности, возможно, лучшая: та, что пульсирует под поверхностью вещей, там, куда может привести лишь путь неустанного поиска, исполненный терпения и тягот. Место, для которого мы создали – в прошлом – слово, превратившееся в своего рода тотем: ГЛУБИНА. С его помощью формировалось убеждение, что все вещи имеют смысл, хотя и скрытый в местах, почти недоступных. Оно обозначало место: