приходилось пользоваться им, чтобы вывести клещей, которых я подцепила в «Комнате на Марсе», и оба раза у меня через пару часов была менструация. Полицейские хотели, чтобы этим лосьоном намазалась пятнадцатилетняя девчонка на восьмом месяце беременности. Я сказала ей не делать этого. Мы были рядом в душевой. Ее все равно заставили, и она со слезами намазалась «Линданом». Если бы ее официально признали беременной, ее могли бы освободить от некоторых процедур, но для начала требовалось указать это в ее личной карточке, а нам их еще не выдавали. Она должна была ждать, как и все остальные, планового медосмотра, а затем обязательного оформления по результатам теста на беременность, который она была обязана пройти, даже если бы было видно, как у нее в животе пихается ребенок. После этого ей сделают нашивку на спине казенной рубашки и дождевой куртки большущими буквами: «УИУ[17]. БЕРЕМЕННАЯ». Она не будет получать дополнительного питания, медицинского обследования, никаких витаминов или консультаций. Все, что она получит, это нижнюю шконку в камере и дополнительное время на выход во двор при сигнале тревоги. Вот для чего на куртке указывалось: «БЕРЕМЕННАЯ». Это было все равно что написать «ДАУН». Другими словами: «НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ (Я УБОГАЯ)».
Дальше нас ожидал шмон голышом, к которому я успела привыкнуть в СИЗО. Надзирательницы орали нам раздвинуть ноги пошире, особенно тем, у кого было много волос. Мы вставали перед ними раком, и они светили нам в дырки фонариками. Кто-то из девушек плакал. Фернандес, которая в начале поездки орала на молодую беременную, чтобы та заткнулась, и здесь орала на плакавших девушек. Все копы знали ее.
– Фернандес, задний ход, – говорили они.
И она либо отшучивалась, либо посылала их куда подальше. Остальные девушки, похоже, боялись ее.
Нам выдали безразмерные хламиды в горошек и гору парусиновых тапок трех размеров – кому как повезет. Даже здоровому как бык Конану, с бородкой по краю челюсти, пришлось надеть халат в горошек. Он расправил могучие плечи, давая копам понять, что одежда ему мала.
– Мне нужны штаны и рубашка. Я не могу это носить. Это неправильно, Серж. – Между предложениями Конан поднимал руки. – Слишком жмет в плечах.
– Что вы собираетесь делать в этой одежде, мэм? – сказала Джонс. – Дирижировать оркестром? Закройте рот и опустите руки.
Эти халаты в горошек напомнили мне выражение «корова накрашенная». Ни одну женщину нельзя сравнивать с коровой, как и заставлять носить такую пижаму, которую нам выдали. Тем более если ты Конан. Тапки были ничего. Они напомнили мне кеды, которые мы носили подростками, продававшиеся в армейском магазине на Маркет-стрит. Там же я обзавелась спортивной формой для школы. Потом, когда я выросла, я проходила мимо по пути в «Комнату на Марсе». А неподалеку от этих мест был тот угол, на котором бизнесмен из «мерседеса» пообещал мне дать денег на такси дождливым вечером. Таким городом был для меня Сан-Франциско, словно мозаикой, сложенной из фрагментов моей жизни. Между армейским магазином и «Комнатой