и благородная фамилия. Её отец уже лет десять искал подходящую партию дочурке, но кандидаты оказывались то недостаточно богатыми, то недостаточно именитыми, и несчастная оставалась в девках. А тут он случайно познакомился с мамашей-графиней. Вот они и договорились, женим-ка детей. Ну, милорд Орвальд Тирхенс был весьма не против такого брака – девица красива и воспитана, двадцать два года – ещё не слишком стара, не говоря уже о приданом. А вот ей выходить замуж за плюгавого девственника, который вдобавок ей в отцы годился, было как-то совсем не с руки.
– Могу представить! – хохотнул Арджин. – Стареть рядом с разодетым поленом и ждать, когда же он уже скопытится. Девке мужик нужен! Мужик, а не тварь бесхребетная!
– Тут ты прав как никогда, – я вздохнул. – Девица оказалась очень темпераментная. Пока мы говорили, она так решительно напивалась, что даже мне стало не по себе. Раскраснелась, глаза заблестели. И с такой ненавистью она говорила про своего жениха и всю его семейку, что, казалось, вот-вот подскочит, найдёт суженного и последние волосёнки ему вырвет. А потом вдруг как схватит меня за руку, как зашипит, аки рассерженная кошка: «Пойдём!», и тащит меня наверх.
Арджин снова заржал, на этот раз так сильно, что едва не свалился со стула. Пытаясь отдышаться, выдавил из себя:
– А ты такой вроде и ни при чём, пошёл. Честь оскорблять! – И он снова зашёлся в хохоте.
– Вроде того, – я поёжился. – Спускаться оттуда мне пришлось через сад, потому что, уже одеваясь, я услышал, как верещит и топочет этот болван на подходе к двери. Кто-то, видимо, заметил, как мы с ней удалялись в спальные покои, и когда он её хватился, ему по доброте душевной рассказали, что был тут этот бродяга из Квисленда, и ушли они с госпожой вон туда. Я сижу и думаю – всё, вляпался. Но Тамми тоже услышала, и соображала она быстрее меня. Мимолётно чмокнула меня, зачем-то влепила пощёчину и вытолкала на балкон – будто так и надо. Я как раз шёл по карнизу в сторону ближайшего дерева (между прочим, проклиная всё на свете, потому что карниз был высокий и скользкий), когда услышал, как граф ворвался в комнату и они оба начали орать. Да и как иначе, ведь зайди он на пять минут раньше, застал бы нас с ней в интереснейшей позиции.
К концу рассказа мой приятель лежал на столе и беззвучно дёргался, силясь вдохнуть через смех. Я налил нам ещё вина и выпил первым. Никогда не понимал, что его смешит в подобных историях, но хорошо, что хоть кому-то от них весело.
– С тобой помереть можно, – вытирая выступившие слезы, проговорил Арджин, а потом вдруг посерьёзнел и без тени улыбки спросил: – Не жалеешь?
Я помолчал и, улыбнувшись, пожал плечами:
– Не о чем тут жалеть.
И правда, не жалел.
Мы замолчали, задумавшись каждый о своём.
– Странный ты всё-таки, – Арджин опустошил свою кружку и занюхал куском хлеба. – Знаешь же, что кое-какие деяния лучше оставить другим. Что не станет тебе от них лучше. И всё равно делаешь!
– А мне вообще-то стало лучше. Ровно до того момента, как я оказался на