из восьми столиков пустовали, у очага мирно посапывал какой-то дед с толстым трёхцветным котом на коленях, у стойки медленно накачивался элем какой-то толстячок, похожий на мелкого кантернского торговца. Обычно тут собиралась довольно пёстрая публика: крестьяне, везущие в город на продажу свои урожаи, бродячие музыканты, мелкие купцы, чуть не под ноги бросающиеся с рекламой своих товаров, реже – гонцы и паломники (крупный тракт пролегал к северу отсюда) или просто одиночные путники, вроде меня.
Сейчас за столиками сидели сплошь крестьяне, причём скорее всего местные – в такой поздний час мало кто решится отправиться домой по небезопасной дороге. Справа от входа располагался очаг, в котором, сколько помню, всегда горел огонь, прямо напротив двери – стойка трактирщика, за которой пряталась низкая дверь на кухню. Слева же, в углу рядом со стойкой, брала начало лестница, ведущая на второй этаж, к жилым комнатам.
Я проверил, не торчит ли моё оружие из-под плаща, и не спеша подошёл к устало моргающему трактирщику:
– Здравствуй, Фелек.
– А-а, господин Энормис! Припозднились вы, народишку-то нету уж почитай. Чего желаете?
– Для начала куриный суп и пинту пива за дальний столик. И… остались у тебя свободные комнаты?
– Для вас всегда местечко всегда найдётся, – Фелек дружелюбно осклабился. – Седьмая комната, ключ вам принесут вместе с подносом. Ещё чего-нибудь?
Я лишь отрицательно покачал головой, положил две серебряные монеты на стойку и молча направился к своему столику, который стоял в углу зала, слева от очага. Это самый тёмный угол, поэтому никто туда не садится и не мешает мне спокойно есть. Я сел спиной в угол и, чтобы скрасить ожидание заказа, решил изучить сегодняшнюю публику.
За ближайшим к стойке столиком сидели три очень похожих друг на друга амбала – сыновья корчмаря – и неспешно потягивали эль в полном молчании, изредка косясь на меня неспокойными взглядами. Наверное, разглядели под плащом меч. Через столик от них тощий субъект в грязной куртке гипнотизировал кувшин с вином. Его большие, сбитые в кровь костяшки пальцев говорили о том, что подрабатывал он кулачными боями, а синяк под глазом и дырявые сапоги – что бойцом он был неважным.
Рядом со мной, за соседним столиком, притулилась компания в составе бодрого дедка, украшенного чахлой бородёнкой, верзилы средних лет с красным лицом и здоровенными ручищами, а так же одетого в цвета купеческой гильдии мужичка с грустными коровьими глазами. Они так же пили эль и разговаривали вполголоса, но в силу небольшого расстояния между нашими столами было прекрасно слышно, о чём. Обычно меня мало беспокоит трёп крестьян, но в этот раз мой слух уловил несколько интересных слов, поэтому я со скучающим видом прислушался.
– А слыхали вы, мужики, – говорил дед, – будто ведьма у нас в деревне завелася?
– Это когда ж? – прогудел здоровяк. – Уж сколь редко я сюды прихожу, да токмо не настолько, чтоб таких небылиц не слыхать. Какие ведьмы у нас тут? Опять бабских россказней наслухался,