сеном. Поверх, чтобы не кололось, лежали простыни.
В ушате плавали веники, из открытого туеска доносился хлебный аромат, а разложенные повсюду пучки свежей травы пахли просто одуряюще.
Княжеская кормилица осталась за дверью. В предбаннике меня встретили девушки в длинных рубахах и принялись раздевать.
– Я сама!
Но никто не слушал. Халат, блузка, юбка снимались с боем. Я ругалась, топала ногами, махала руками, но они оказались сильнее. Отпустили, только когда осталась совсем голая. И пригласили в парную.
Баню я никогда не любила. Жарко, влажно, душно… и гарью воняет. Но не здесь.
Лежать на сене оказалось мягко и удобно, веники в руках девушек работали, как опахала, нагоняя горячий воздух, а не выступали в роли розог, как обычно. Так что когда меня запихнули в бадью с водой и принялись намыливать голову, я не протестовала. Хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть.
Только проснуться уже дома, в собственной кровати. Или, на крайний случай, в общежитии.
Увы, мечты остались мечтами. Я находилась на Кромке, в неведомом княжестве, и что будет дальше, зависело только от правителя. Чертовски красивого, но…
Проклятье, я не желаю становиться ничьей любовницей! Мне всего шестнадцать лет! Я еще жизни не видела!
Разозлившись, я выскочила из кадки, совсем забыв про девушек.
Они поняли мое движение по-своему.
Миг – и я обнаружила себя в соседней комнатке, в кресле, укутанной в простыни. На столе рядом стояли миски с ягодами, сладкими пирожками, ватрушками, кувшины с квасом и морсом.
– Может, сбитня желаешь? Так это мигом! – хлопотала рядом Богдана Желановна.
И вот эта суета наводила на размышления.
С чего бы кормилице самого князя так лебезить перед чужачкой? Перед любовницей она бы спину не гнула, насколько помню, «молочные матушки» пользовались уважением и кучей привилегий; замуж меня не звали. Значит…
Значит, им что-то нужно. И чем раньше узнаю, тем лучше!
– Есть не хочу. А вот с князем вашим поговорить – очень!
Что началось! Меня тут же обрядили в длинную рубаху, укутали во что-то, похожее на вышитый халат, и вернули в уже знакомую комнату.
На кровати лежал алый с золотом сарафан, на полу, на подушечке, ждали мягкие туфли.
– Не побрезгуйте нашими нарядами!
– А где моя одежда?
Все было новое, но свое – оно привычнее. Подумаешь шорты короткие, а топ – облегающий? Под медицинским халатом не видно!
– Да разве можно в той одёже-то пред светлы князевы очи являться! К тому же грязная она. Девки постирают, заштопают, где надо, принесут, в сундук положат, и пусть лежит все, как память.
Ох, как хотелось ответить! Но ясно же, что кормилица всего лишь передавала мысли хозяина. А значит, и истерики устраивать нужно было ему.
Пришлось надевать то, что дали. Неожиданно оказалось, что ходить в сарафане нужно по-другому, плавно, а не размашисто, как я привыкла. Иначе просто не получалось! Это бесило. А расшитая жемчугом лента впивалась в лоб, давила на виски, но просьбы ослабить