некоторые мои пьесы прыгнули на другие континенты. Ну и что? А ничего!
Москва и Питер тоже были. Ну и что? Тоже самое!
Тридцать лет я работаю для театра совершенно бесплатно! Ибо, то, что я получаю, деньгами назвать нельзя. Мои пьесы шли по всей стране! И что? Ну, ничего! И не у меня одного так обстоят дела! У всех нас!
Ну, может быть правительству драматурги не нужны? Ну- может быть! Только нам плевать на ваш интерес, или его отсутствие! Просто платите нам деньги за работу! Вам же платят, хоть вы работаете безобразно! Впрочем, вы сами себе платите. Это всё объясняет.
Одна знаменитая артистка заболела, и её лечили всей страной. В Германии, в Швейцарии, Австрии. Слава Богу народ собрал деньги. Но ведь лечить надо не только артисток.
Другую артистку тоже лечили оригинально. Театр, где она работала, собрал деньги за сыгранные спектакли. Несколько валовых сборов… И миллион в кармане. Лечили в московской больнице. А что же делать мне, и остальному народу? Умолять о помощи у театральных подъездов? Что происходит? Ху из ху? Я гражданин этой страны? Да! Меня будут лечить как этих милых артисток? Нет! Почему? Не знаю! Другие, правда, знают, а я – нет! Не доходит! Иногда появляется чувство, что Родины у меня уже нет. Это чувство стремительно крепнет! Но у меня есть книги. Недавно я читал рассказ А. И. Куприна «Чудесный доктор», и плакал… Как написано!
Я оделся, вышел на улицу, и пошёл за помидорами, огурцами и капустой. Диабет! А как хочется жареной картошечки! В магазине я опять стал соображать, где и как достать деньги на пистолет. Думал, думал… Потом пошёл в винный отдел за пивом. Взял банку, и в этот момент меня тихо постучали по плечу. Я раздражённо обернулся, и оцепенел… Передо мной, странно расплываясь, стоял человек лет пятидесяти… Одет он был как русский дворянин девятнадцатого века. Он улыбнулся мне, и я узнал его. Это был, умерший лет сто пятьдесят тому назад, великий русский драматург, Александр Николаевич Островский! Странно, но я не удивился. Островский поднял шляпу, и сказал тихо и весело: «Сашенька, тёзка, полетаем?» Через Островского прошла старуха в шикарной шубе. Островский был бестелесным и невидимым.
– Полетаем! – сказал я.
– Тогда возьми меня за пятку, и вперёд!
Островский медленно поднялся в воздух, и я схватил его за ногу. Несколько секунд мы покружились под потолком, а потом, через все эти кирпичи и железо, мягко, легко, вылетели наружу. Я посмотрел вниз, но Москву не увидел. Мы летели через огромные собрания прозрачных человекообразных существ. Они смеялись, и что-то ели.
– Кто это? Спросил я.
– А так… Ничего особенного. Скоро лето. Цветы обсуждают свои маршруты.
– А я увижу ещё Москву? – спросил я.
– Конечно! Она под нами! Россия, Москва, зима, год 1902!
Я всмотрелся, но что-то мешало.
– Что это за облако- спросил я.
– Это не облако. Это Тургенев летит на Виардо. Иван Сергеевич,