всю жизнь! Будешь опять, задыхаясь, бегать, умолять дать в займы.
Далее! Из- за рубежа приходят гонорары тоже интересные… Украина: 12 лет играет три пьесы. Получил я от них два раза по 2 тысячи рублей… Беларусь: 9 лет играют одну пьесу, получил – 4 тысячи… Латвия: 7—8 лет, две пьесы, получил 1 тысячу рублей… Казахстан: несколько лет пьесу играет огромный театр, и получил я от друзей казахов, 25 рублей… (Я не обалдел, я и меньше получал) …Подведу итог! Я ограблен тысяч на 200, 300, 400…не знаю… подсчитать, возможности не имею. Пытался – не получилось. Хотят – отвечают, не хотят – не отвечают. Или врут так дико, что охота общаться с иностранными « партнерами» пропадает совершенно…
Артистам Сан-Франциско и Торонто я разрешил играть свои пьесы бесплатно. Спектакли ставились частными русскими театрами. В детском театре билет стоил 5 долларов, во взрослом 20- 40…Публики, человек 30- 70. Что эти театры могли мне заплатить? Ничего! Вообще кое- что надо объяснить. После моего самоубийства, у меня в кармане найдут письмо, в котором будет написано, что я застрелился потому, что драматургам за работу не платят, что они живут в отвратительной и странной нищете. И я надеюсь, что моя смерть заставит обратить внимание на эту несправедливость. Начнутся разговоры, диспуты, расследование. И может быть до НИХ дойдет, что они обязаны авторам за сложнейшую работу, что- то платить! Театры не в состоянии этого делать, поскольку сами задыхаются от безденежья!
…Как я люблю улицу Воровского! (Она сейчас Поварская, но не для меня.) Вот здесь, наверняка, есть места удобные и уютные для самоубийства. С наслаждением иду по ней. Озираюсь! Красота! Ну, пришел…
…Я сижу у дома, в который меня принесли из роддома имени Грауэрмана. Рядом памятник Бунину, сбоку (справа) Институт имени Гнесиных. За спиной скверик зеленый, посредине его огромное дерево. Вообще место хорошее, удобное. Но стреляться здесь я не буду. На месте памятника Бунину, стоял маленький, страшненький домик. Единственный развалюшка на этой улице. В нем когда- то давно жила бабушка моего товарища по хоровушке, Женьки Соловьева. Она странно к нему относилась, он к ней тоже. Они не любили друг друга. Но разве могла она, сумасшедшая и безграмотная воспитывать Женьку? Нет, конечно. Но она пыталась. Очень активно. Мы изредка заходили к ней, поесть блинов. Смеялись, слушая ее нравоучения. Когда блины были съедены, мы красиво раскланивались, (юмористически красиво, с подскоками и вскрикиваниями) и уходили, мгновенно забыв о бабушкиных лекциях. Кончились эти юмористические посещения с блинами – плохо. Когда мы с Женькой закончили консерваторию, бабка из зловредности отказалась прописать Женьку у себя. И ему пришлось уехать в родной Таганрог. Два года он был там знаменитостью, играл в лучших ресторанах, за большие деньги. А потом с кем- то поссорился из- за своей девицы, его избили и он умер от ран в больнице. А бабушка умерла через год после его смерти. Домик по плану снесли, поставили